Потсдам кроет Ялту
За окном раздались взрывы. Молотов прервал переводчика и объяснил, что это взрывали лед на Москва-реке. Бевин быстро пошутил, что он думал, что это Комитет по экономическому единству, что заседал этажом выше, дошел-таки до точки кипения. Молотов: «Я не думаю, что они уже достигли такого накала в своих обсуждениях». [2 апреля, 1947; 306].
Четвертая сессия СМИД (весна 1947) выявила две точки разногласия между американской и советской делегациями, которые так и не были улажены по итогам тех московских заседаний. Репарации из текущего производства в Германии – можно ли их изымать или нет? И что такое «немецкие активы в Австрии»?
В Потсдамском соглашении про «репарации из текущего производства» был отдельный пункт в разделе III, номер 19. Формулировка там довольно ясная и не дающая пространство для многочисленных толкований. Текущее производство используется в первую очередь для создания экспортной выручки, которая идет на оплату импортных расходов. Статьи импорта определяются оккупационным Советом по Германии (СКС). Если расписать эту схему совсем просто, то СКС разрешает импортировать продовольствие в голодающую Германию, а та оплачивает продовольственный импорт экспортом тех мирных товаров, которые оккупационные власти разрешают немцам клепать на своих заводах. Если кто-то начинает вывозить продукты текущего производства без оплаты, то тем самым он нарушает Потсдамское соглашение.
Английский текст:
In working out the economic balance of Germany the necessary means must be provided to pay for imports approved by the Control Council in Germany. The proceeds of exports from current production and stocks shall be available in the first place for payment for such imports.
Русский текст:
При составлении хозяйственного плана Германии должны быть выделены необходимые средства для импорта, одобренного Контрольным Советом в Германии. Выручка от экспорта продуктов текущего производства и товарных запасов идет в первую очередь для оплаты такого импорта.
В этих двух вариантах мы видим два дополнительных нюанса: «хозяйственный план» и «в первую очередь». «Хозяйственный план» - это программа импорта и экспорта, которая дополнительно упоминается в пункте III, 14, d. Потсдамское соглашение требует рассматривать Германию как единое экономическое целое. У Германии должен быть единый платежный баланс, единый импорт и экспорт. Это означает, что все четыре оккупационные зоны должны были сливать всю свою макроэкономическую статистику в одну бухгалтерскую книгу, передавая свои профициты соседям или требуя покрывать свои дефициты соседскими профицитами. Экономическая сегрегация не разрешалась Потсдамом. Нюанс про «первую очередь» означает, что если хозяйственный план осуществляется так, как задумано, т.е. экспорт полностью оплачивает импорт, то появляется возможность начать изымать выручку от экспорта продуктов текущего производства в качестве репараций.
Репарации можно взымать тремя способами: монетарным, активами и из текущего производства. В Потсдаме стороны принципиально согласились, что монетарных (денежных) репараций не будет. Никто и никогда не подписывался под конкретной цифрой в 10 миллиардов долларов. Вместо этого упор был сделан на экспроприацию и вывоз активов: в основном это были заводы двойного назначения, торговый флот (военный флот делили как «военные трофеи») и внешние инвестиции Третьего Рейха. Репарации из текущего производства напрямую не запрещались, но обставлялись настолько существенными оговорками, что в первые послевоенные годы фактически находились под запретом. При хорошем сценарии, когда Германия начинает кормить сама себя, возможно, что только к 1948 году появилась бы возможность изымать немножко репарации вот этим, третьим, способом.
Военная администрация США в Германии (OMGUS) в лице генерала Клея в начале 1946 года заметила, что советская военная администрация (СВАГ) вывозит продукты текущего производства из советской зоны без оплаты. Генерал Клей закатил тогда мощный скандал. Его можно было понять. Американская и британская оккупационные зоны были супердефицитными. Янки и бритты вливали сотни миллионов долларов в свои зоны каждый квартал и сильно нервничали из-за этого. Советская и, почему-то, французская зоны такого дефицита не ощущали. В советской оккупационной зоне с продовольствием был полный порядок, поэтому жизненно важного импорта там не было. Если по-честному и в духе Потсдамского соглашения о едином экономическом пространстве Германии все свои товарные излишки и монетарные профициты СВАГ должен был отдавать в западные зоны, но на посту руководителя СВАГ Соколовского вдруг сменил Шейлок. С точки зрения американцев вывоз продукции без оплаты мало того, что являлся нарушением Потсдамского соглашения, но еще и был жульничеством, так как создавал фиктивное нулевое или отрицательное сальдо платежного баланса уже в советской зоне, чтобы у СВАГ появился повод ничем не делиться с западными партнерами. Такой спор на уровне СКС длился уже год, и вот в Москве весной 1947 к нему подошли уже на уровне министров иностранных дел.
Когда госсек Маршалл готовился к московской встрече, Департамент снабдил своего министра рекомендациями, на чем следует настаивать и где можно пойти на встречу. В качестве крайней меры [last resort] секретарь мог согласиться заменить вывоз капитального оборудования (заводов) репарациями из текущего производства. В определенных объемах и без увеличения репарационного бремени на Германию, но всё же согласиться [218]. Такое согласие он мог дать в обмен на советское согласие обходиться с Германией как единым экономическим целым. Такое советское согласие уже было зафиксировано в Потсдаме сталинской подписью, но фактическое неисполнение того пункта заставляло американцев заручаться таким согласием во второй раз. Third time is the charm? Американцы считали, что советские дипломаты были готовы пойти на такой quid pro quo, так как переговоры об этом уже велись второстепенными представителями ранее [217]: была надежда на то, что СССР согласится с реальным экономическим объединением Германии и приведением немецкой внешней торговли в порядок.
Советские дипломаты в целом не отрицали, что они предприняли определенные односторонние действия и что СВАГ вывозит промышленные товары из Германии без оплаты, но оправдывали это тем, что западные зоны тормозили репарации промышленного оборудования. Молотов клялся, что, как только придет время, он отчитается за каждую копейку [ready to account for every kopek, 264]. Молотов 19 марта продолжал настаивать на том, что Потсдамское соглашение не запрещало изъятие репарации из текущего производства, соглашаясь с поднятием промышленного уровня Германии [Level of industry plan], чтобы той хватало для внутренних нужд, импорта и репараций. Как уже было отмечено выше про нюанс «в первую очередь», юридически Молотов был прав. Такая схема имела право на существование в теории, но только при выполнении определенных условий: экономически единая Германия и сбалансированный экспорт-импорт. Только что тут выступает в роли курицы и яйца? Потсдам постулировал, что яйцом является здоровый торговый баланс. В интерпретации же Молотова яйцом становилось согласие с репарациями из текущего производства. Без такого согласия никакой курицы экономически единой Германии не вылупляется. Согласие с репарациями из текущего производства – абсолютное условие Молотова, при котором СССР соглашался с принципом экономического единства Германии [422, 424]. Довольно борзо, но, учитывая юридический язык Потсдама, такое толкование было вполне допустимым.
В целом западным делегациями нравилась советская готовность согласиться с поднятием промышленных уровней Германии. Это отдельная тема, которую сейчас раздувать не будем. Такое поднятие Level of Industry помогло бы OMGUS сократить дефициты западных зон, но Маршалл увидел тут опасность чрезмерного увеличения промышленного уровня Германии. Одно дело, если даете промышленности чуть-чуть выдохнуть, чтобы оплатить импорт. Другое дело, если вы возвращаете промышленность к нацистским уровням, чтобы снимать сливки в виде репараций. Такое уже было после Первой мировой войны, напоминал госсек, когда из-за монетарных репараций и займов Германия перекачала свою экономику и смогла подготовиться к новой мировой войне в кратчайший срок [265]. Бевин поддакнул, что союзники сами создали условия для военного потенциала Германии, когда зафиксировали репарации на высоком монетарном уровне после ПМВ [279]. Советское желание сесть на поток репарационных товаров из Германии мало чем отличалось от 1921 года, когда Германия выплатила восемь миллиардов золотых марок за два года [435]. То есть, с точки зрения американцев и британцев, если и разрешать репарации из текущего производства, то только в малых объемах и осторожно.
Британский министр Бевин встречался несколько раз с Маршаллом тет-а-тет в Москве и обсуждал этот репарационный вопрос. Бевин сообщил, что ему самому не вполне понятно, кроет ли Потсдам Ялту. Он приехал в Берлин за три дня до окончания той конференции в 1945 году и не въехал в тему. Бевин считал, что Потсдамское соглашение не запрещало полностью репарации из текущего производства. При определенных условиях, можно было и так взымать репарации [273]. То есть, тут Бевин правильно прочитал нюанс про «в первую очередь», согласившись с юридической позицией Молотова. Дополнительно Бевин и Маршалл вместе согласились, что отступления от Потсдама к Ялте быть не должно: Потсдамское соглашение не дополняло Ялтинское соглашение, а обновляло его, заменяя отдельные пункты, выбрасывая некоторые устаревшие ялтинские пункты в мусорную корзину. Ялта была классом ниже Потсдама. Западные дипломаты со всей решимостью отказывались ссылаться на Ялту в репарационном вопросе, так как этот вопрос был доработан в Потсдаме. Советские же дипломаты постоянно пытались возродить сырую ялтинскую репарационную формулу «про 10 миллиардов», поэтому в официально советской историографии равноапостольное Ялтинское соглашение стоит бок о бок с соглашением Потсдамским, сливаясь в речитатив про святые «Ялтинско-Потсдамские договоренности».
22 марта Бевин спросил Маршалла, насколько непреклонной будет их совместная позиция по текущим репарациям. Госсек описал ситуацию, как ее он видел сам. Вывоз заводов и оборудования оказался неприбыльным делом. Новый пятилетний план в СССР с упором на укрепление военного потенциала оставлял все остальные сектора экономики в аховом положении. Экономическая разруха в гражданских секторах продолжалась, из-за этого советское руководство переобувалось в воздухе, начиная предпочитать вывоз готовой продукции из Германии вывозу оборудования, что приводило к тому, что советские дипломаты всё настойчивее начинали требовать репараций из текущего производства [капитальные репарации действительно перестали интересовать СССР; в архиве найдены рекомендации советским дипломатам к Пятой сессии СМИД конца 1947 года, сводящиеся к фразе «ваши заводы нам и даром не нужны»]. Американские дипломаты видели эту настойчивость и начинали прикидывать, каким бы компромиссом удовлетворить всех участников. Например, они были бы непрочь разработать схему, когда некоторые заводы, отписанные Советскому Союзу, остаются на несколько лет в Германии. СССР поставляет на эти предприятия свое сырье и взамен получает промышленные товары в виде репараций. Немцы сохраняют рабочие места, не голодают и не платят за сырье, а СССР получает дефицитные товары. Такая схема уже была прописана в итальянском мирном договоре. СССР становится заинтересованным в нормальном функционировании германской экономики, что приближает экономическое единство всей Германии, что нужно уже Штатам. Win-win-win [273]. Но, подвел итоги той приватной встречи Маршалл, американцы на данном этапе не желают делать никаких уступок в репарационном вопросе. Никакого отхода от Потсдамского соглашения пока не будет [275].
Бевин в целом соглашался с мрачной картиной, нарисованной Маршаллом. Торговая Палата Британии [Board of trade] ранее проинформировала британского секретаря, что разница стоимости между демонтированным заводом и заводом, что остался на месте, составляет 70-80 процентов. Передача заводов оказалась не столь прибыльным делом, особенно для Советской России [309]. На местах приходилось существенно тратиться на строительство всей сопутствующей инфраструктуры: подъездные пути, канализация и т.д., на что они не всегда отыскивали средства. Во время перевозки происходило ухудшения материальной части станков, хотя советские представители пытались смазывать часть оборудования и паковать его в коробки [317]. Британское посольство докладывало, что вывезенные заводы лежали под открытым небом, сваленные вдоль железных дорог в СССР [309].
Первого апреля прошла неформальная встреча всех делегаций [всего было 43 формальных и 4 неформальных встречи; неформальная встреча проводится в урезанном формате, без конкретных обещаний, с экспромтными ни к чему необязывающими мыслями, без отчетов перед прессой]. Молотов по-прежнему не соглашался с тем, что изъятия из текущего производства являлись отходом от Потсдама [303]. Та встреча закончилась длительной дискуссией между Бевиным и Молотовым, прописано такое изъятие в Потсдамском соглашении или нет. Советская делегация настаивала на том, что все должны согласиться хотя бы то с принципом, что изъятия из текущего производства разрешены. Его партнеры с этим не согласились. Маршалл отметил, что прогресса по репарационному вопросу в тот день не было. Забавно и цинично то, что Бевин ранее тет-а-тет соглашался с молотовской позицией. Бевин знал, что в принципе Потсдам не запрещал такое изъятие, но публично Бевин встал на сторону Маршалла, отрицая наличие такого разрешения в соглашении.
Седьмого апреля Бевин заявляет, что ему уже без разницы, что обсуждать: «Я здесь уже четыре недели торчу, и ничего не добился, поэтому мне все равно, что у нас будет в повестке» [315]. Его из себя вывело отсутствие подвижек на польско-немецкой границе и в деле федерализации Германии. Молотов окончательно отказался пересмотреть польскую границу в Силезии 9 апреля. Верхняя Силезия была промышленно развитой, и ее западные дипломаты хотели оставить Польше, но вот вся остальная сельскохозяйственная Силезия должна была вернуться в Германию и помочь тем самым немцам с дефицитом продовольствия (что в свою очередь приблизило бы советскую мечту о возможности репараций из текущего производства). 11 апреля Бевин обвиняет СССР в том, что тот был главным виновником сложившейся ситуации в Германии, когда СССР первым развалил четырехстороннее распределение немецкого сырья по всей Германии [т.е. СВАГ не давал вывозить сырье и товары из своей зоны в другие зоны][327]. 15 апреля прошла встреча со Сталиным, и на ней генсек подвел окончательную и радикальную черту под советской позицией: Сталин за экономическое единство Германии, но только после того, как будет достигнуто политическое единство Германии и будет выбрано немецкое правительство [342]. В свое время Молотов перевернул Потсдамское соглашение, поставив его с ног на голову, когда потребовал репараций из текущего производства в обмен на экономическое единство. Сейчас же Сталин углубил и раздул то требование: обеспечиваем политическое единство, определяемся с уровнем федерализации, выбираем правительство, вывозим товары в виде репарации, и только после этого мы дадим вам экономическое единство. Ну и что, что я поставил свою подпись под пунктом III,14? Будет вам экономическое единство Германии, не волнуйтесь. Когда-нибудь. Потом. Обязательно. Такой дипломатический прием называют «сцепкой» (linkage), и, как правило, это непродуктивный подход, целью которого является затянуть или сорвать переговоры.
«Мы уже вывезли репараций из Германии на два миллиарда долларов, включая их активы в Восточной Европе» - продолжал Сталин – «И я не вижу возможности того, что мы сможем вытрясти больше. Это недостаточно, несправедливо и мало. Поэтому надо помнить об обещаниях Рузвельта и Гопкинса в Ялте о 10 миллиардах. Мы своим гражданам уже все уши прожужжали про 10 миллиардов, [что их вот-вот переведут на карточку «Мир»]. Мысль о репарациях ценой в 10 миллиардов очень популярна в Советском Союзе. Народ нас просто не поймет, если мы не получим эти 10 миллиардов. В связи с тем, что мы сейчас в Германии больше ничего взять не можем, но 10 миллиардов нам всё равно причитается, то я предлагаю растянуть репарационные выплаты товарами на 20 лет. Немцы такое вполне потянут» [343].
Увидев кислые лица Маршалла и Бевина, заложник своих собственных пресс-релизов и необдуманных обещаний перед советским народом Сталин приободрил дорогих партнеров: «Это не трагедия, если мы сейчас не договоримся. Мы всего лишь пристреливаемся в новом вопросе. Это всё мазки разведки [brushes of reconnaissance ]. Очень возможно, что никакого успеха мы сейчас не добьемся. Но не надо отчаиваться. У нас еще всё впереди» [343].
Но у Маршалла впереди ничего не было. 24 апреля Четвертая сессия завершила свою работу. Американцы уехали ни с чем. Польскую границу подвинуть не удалось, экономического единства Германии как не было, так и нет, СВАГ не дал обещания прекратить вывоз готовой продукции из своей зоны, и советское правительство в лице Сталина продемонстрировало горячее желание продолжить такой вывоз еще больше и дольше. Буксовали все смежные вопросы: федерализация-централизация, выборы, правительство Германии, сокращение оккупационных войск, Договор четырех держав о демилитаризации Германии, немецкие активы в Австрии. Даже если бы Маршалл воспользовался рекомендацией своего Департамента и согласился бы с молотовским quid pro quo «текущие репарации в обмен на экономическое единство», то это ему бы не сильно помогло. Сталин крыл Молотова. Сталин позднее прицепил политическое условие, отталкивая партнеров еще дальше от Потсдамского соглашения. Потсдам крыл Ялту, и Ялте это не нравилось. Ялта сама уже хотела крыть Потсдам.
FRUS, 1947, II.
Четвертая сессия СМИД (весна 1947) выявила две точки разногласия между американской и советской делегациями, которые так и не были улажены по итогам тех московских заседаний. Репарации из текущего производства в Германии – можно ли их изымать или нет? И что такое «немецкие активы в Австрии»?
В Потсдамском соглашении про «репарации из текущего производства» был отдельный пункт в разделе III, номер 19. Формулировка там довольно ясная и не дающая пространство для многочисленных толкований. Текущее производство используется в первую очередь для создания экспортной выручки, которая идет на оплату импортных расходов. Статьи импорта определяются оккупационным Советом по Германии (СКС). Если расписать эту схему совсем просто, то СКС разрешает импортировать продовольствие в голодающую Германию, а та оплачивает продовольственный импорт экспортом тех мирных товаров, которые оккупационные власти разрешают немцам клепать на своих заводах. Если кто-то начинает вывозить продукты текущего производства без оплаты, то тем самым он нарушает Потсдамское соглашение.
Английский текст:
In working out the economic balance of Germany the necessary means must be provided to pay for imports approved by the Control Council in Germany. The proceeds of exports from current production and stocks shall be available in the first place for payment for such imports.
Русский текст:
При составлении хозяйственного плана Германии должны быть выделены необходимые средства для импорта, одобренного Контрольным Советом в Германии. Выручка от экспорта продуктов текущего производства и товарных запасов идет в первую очередь для оплаты такого импорта.
В этих двух вариантах мы видим два дополнительных нюанса: «хозяйственный план» и «в первую очередь». «Хозяйственный план» - это программа импорта и экспорта, которая дополнительно упоминается в пункте III, 14, d. Потсдамское соглашение требует рассматривать Германию как единое экономическое целое. У Германии должен быть единый платежный баланс, единый импорт и экспорт. Это означает, что все четыре оккупационные зоны должны были сливать всю свою макроэкономическую статистику в одну бухгалтерскую книгу, передавая свои профициты соседям или требуя покрывать свои дефициты соседскими профицитами. Экономическая сегрегация не разрешалась Потсдамом. Нюанс про «первую очередь» означает, что если хозяйственный план осуществляется так, как задумано, т.е. экспорт полностью оплачивает импорт, то появляется возможность начать изымать выручку от экспорта продуктов текущего производства в качестве репараций.
Репарации можно взымать тремя способами: монетарным, активами и из текущего производства. В Потсдаме стороны принципиально согласились, что монетарных (денежных) репараций не будет. Никто и никогда не подписывался под конкретной цифрой в 10 миллиардов долларов. Вместо этого упор был сделан на экспроприацию и вывоз активов: в основном это были заводы двойного назначения, торговый флот (военный флот делили как «военные трофеи») и внешние инвестиции Третьего Рейха. Репарации из текущего производства напрямую не запрещались, но обставлялись настолько существенными оговорками, что в первые послевоенные годы фактически находились под запретом. При хорошем сценарии, когда Германия начинает кормить сама себя, возможно, что только к 1948 году появилась бы возможность изымать немножко репарации вот этим, третьим, способом.
Военная администрация США в Германии (OMGUS) в лице генерала Клея в начале 1946 года заметила, что советская военная администрация (СВАГ) вывозит продукты текущего производства из советской зоны без оплаты. Генерал Клей закатил тогда мощный скандал. Его можно было понять. Американская и британская оккупационные зоны были супердефицитными. Янки и бритты вливали сотни миллионов долларов в свои зоны каждый квартал и сильно нервничали из-за этого. Советская и, почему-то, французская зоны такого дефицита не ощущали. В советской оккупационной зоне с продовольствием был полный порядок, поэтому жизненно важного импорта там не было. Если по-честному и в духе Потсдамского соглашения о едином экономическом пространстве Германии все свои товарные излишки и монетарные профициты СВАГ должен был отдавать в западные зоны, но на посту руководителя СВАГ Соколовского вдруг сменил Шейлок. С точки зрения американцев вывоз продукции без оплаты мало того, что являлся нарушением Потсдамского соглашения, но еще и был жульничеством, так как создавал фиктивное нулевое или отрицательное сальдо платежного баланса уже в советской зоне, чтобы у СВАГ появился повод ничем не делиться с западными партнерами. Такой спор на уровне СКС длился уже год, и вот в Москве весной 1947 к нему подошли уже на уровне министров иностранных дел.
Когда госсек Маршалл готовился к московской встрече, Департамент снабдил своего министра рекомендациями, на чем следует настаивать и где можно пойти на встречу. В качестве крайней меры [last resort] секретарь мог согласиться заменить вывоз капитального оборудования (заводов) репарациями из текущего производства. В определенных объемах и без увеличения репарационного бремени на Германию, но всё же согласиться [218]. Такое согласие он мог дать в обмен на советское согласие обходиться с Германией как единым экономическим целым. Такое советское согласие уже было зафиксировано в Потсдаме сталинской подписью, но фактическое неисполнение того пункта заставляло американцев заручаться таким согласием во второй раз. Third time is the charm? Американцы считали, что советские дипломаты были готовы пойти на такой quid pro quo, так как переговоры об этом уже велись второстепенными представителями ранее [217]: была надежда на то, что СССР согласится с реальным экономическим объединением Германии и приведением немецкой внешней торговли в порядок.
Советские дипломаты в целом не отрицали, что они предприняли определенные односторонние действия и что СВАГ вывозит промышленные товары из Германии без оплаты, но оправдывали это тем, что западные зоны тормозили репарации промышленного оборудования. Молотов клялся, что, как только придет время, он отчитается за каждую копейку [ready to account for every kopek, 264]. Молотов 19 марта продолжал настаивать на том, что Потсдамское соглашение не запрещало изъятие репарации из текущего производства, соглашаясь с поднятием промышленного уровня Германии [Level of industry plan], чтобы той хватало для внутренних нужд, импорта и репараций. Как уже было отмечено выше про нюанс «в первую очередь», юридически Молотов был прав. Такая схема имела право на существование в теории, но только при выполнении определенных условий: экономически единая Германия и сбалансированный экспорт-импорт. Только что тут выступает в роли курицы и яйца? Потсдам постулировал, что яйцом является здоровый торговый баланс. В интерпретации же Молотова яйцом становилось согласие с репарациями из текущего производства. Без такого согласия никакой курицы экономически единой Германии не вылупляется. Согласие с репарациями из текущего производства – абсолютное условие Молотова, при котором СССР соглашался с принципом экономического единства Германии [422, 424]. Довольно борзо, но, учитывая юридический язык Потсдама, такое толкование было вполне допустимым.
В целом западным делегациями нравилась советская готовность согласиться с поднятием промышленных уровней Германии. Это отдельная тема, которую сейчас раздувать не будем. Такое поднятие Level of Industry помогло бы OMGUS сократить дефициты западных зон, но Маршалл увидел тут опасность чрезмерного увеличения промышленного уровня Германии. Одно дело, если даете промышленности чуть-чуть выдохнуть, чтобы оплатить импорт. Другое дело, если вы возвращаете промышленность к нацистским уровням, чтобы снимать сливки в виде репараций. Такое уже было после Первой мировой войны, напоминал госсек, когда из-за монетарных репараций и займов Германия перекачала свою экономику и смогла подготовиться к новой мировой войне в кратчайший срок [265]. Бевин поддакнул, что союзники сами создали условия для военного потенциала Германии, когда зафиксировали репарации на высоком монетарном уровне после ПМВ [279]. Советское желание сесть на поток репарационных товаров из Германии мало чем отличалось от 1921 года, когда Германия выплатила восемь миллиардов золотых марок за два года [435]. То есть, с точки зрения американцев и британцев, если и разрешать репарации из текущего производства, то только в малых объемах и осторожно.
Британский министр Бевин встречался несколько раз с Маршаллом тет-а-тет в Москве и обсуждал этот репарационный вопрос. Бевин сообщил, что ему самому не вполне понятно, кроет ли Потсдам Ялту. Он приехал в Берлин за три дня до окончания той конференции в 1945 году и не въехал в тему. Бевин считал, что Потсдамское соглашение не запрещало полностью репарации из текущего производства. При определенных условиях, можно было и так взымать репарации [273]. То есть, тут Бевин правильно прочитал нюанс про «в первую очередь», согласившись с юридической позицией Молотова. Дополнительно Бевин и Маршалл вместе согласились, что отступления от Потсдама к Ялте быть не должно: Потсдамское соглашение не дополняло Ялтинское соглашение, а обновляло его, заменяя отдельные пункты, выбрасывая некоторые устаревшие ялтинские пункты в мусорную корзину. Ялта была классом ниже Потсдама. Западные дипломаты со всей решимостью отказывались ссылаться на Ялту в репарационном вопросе, так как этот вопрос был доработан в Потсдаме. Советские же дипломаты постоянно пытались возродить сырую ялтинскую репарационную формулу «про 10 миллиардов», поэтому в официально советской историографии равноапостольное Ялтинское соглашение стоит бок о бок с соглашением Потсдамским, сливаясь в речитатив про святые «Ялтинско-Потсдамские договоренности».
22 марта Бевин спросил Маршалла, насколько непреклонной будет их совместная позиция по текущим репарациям. Госсек описал ситуацию, как ее он видел сам. Вывоз заводов и оборудования оказался неприбыльным делом. Новый пятилетний план в СССР с упором на укрепление военного потенциала оставлял все остальные сектора экономики в аховом положении. Экономическая разруха в гражданских секторах продолжалась, из-за этого советское руководство переобувалось в воздухе, начиная предпочитать вывоз готовой продукции из Германии вывозу оборудования, что приводило к тому, что советские дипломаты всё настойчивее начинали требовать репараций из текущего производства [капитальные репарации действительно перестали интересовать СССР; в архиве найдены рекомендации советским дипломатам к Пятой сессии СМИД конца 1947 года, сводящиеся к фразе «ваши заводы нам и даром не нужны»]. Американские дипломаты видели эту настойчивость и начинали прикидывать, каким бы компромиссом удовлетворить всех участников. Например, они были бы непрочь разработать схему, когда некоторые заводы, отписанные Советскому Союзу, остаются на несколько лет в Германии. СССР поставляет на эти предприятия свое сырье и взамен получает промышленные товары в виде репараций. Немцы сохраняют рабочие места, не голодают и не платят за сырье, а СССР получает дефицитные товары. Такая схема уже была прописана в итальянском мирном договоре. СССР становится заинтересованным в нормальном функционировании германской экономики, что приближает экономическое единство всей Германии, что нужно уже Штатам. Win-win-win [273]. Но, подвел итоги той приватной встречи Маршалл, американцы на данном этапе не желают делать никаких уступок в репарационном вопросе. Никакого отхода от Потсдамского соглашения пока не будет [275].
Бевин в целом соглашался с мрачной картиной, нарисованной Маршаллом. Торговая Палата Британии [Board of trade] ранее проинформировала британского секретаря, что разница стоимости между демонтированным заводом и заводом, что остался на месте, составляет 70-80 процентов. Передача заводов оказалась не столь прибыльным делом, особенно для Советской России [309]. На местах приходилось существенно тратиться на строительство всей сопутствующей инфраструктуры: подъездные пути, канализация и т.д., на что они не всегда отыскивали средства. Во время перевозки происходило ухудшения материальной части станков, хотя советские представители пытались смазывать часть оборудования и паковать его в коробки [317]. Британское посольство докладывало, что вывезенные заводы лежали под открытым небом, сваленные вдоль железных дорог в СССР [309].
Первого апреля прошла неформальная встреча всех делегаций [всего было 43 формальных и 4 неформальных встречи; неформальная встреча проводится в урезанном формате, без конкретных обещаний, с экспромтными ни к чему необязывающими мыслями, без отчетов перед прессой]. Молотов по-прежнему не соглашался с тем, что изъятия из текущего производства являлись отходом от Потсдама [303]. Та встреча закончилась длительной дискуссией между Бевиным и Молотовым, прописано такое изъятие в Потсдамском соглашении или нет. Советская делегация настаивала на том, что все должны согласиться хотя бы то с принципом, что изъятия из текущего производства разрешены. Его партнеры с этим не согласились. Маршалл отметил, что прогресса по репарационному вопросу в тот день не было. Забавно и цинично то, что Бевин ранее тет-а-тет соглашался с молотовской позицией. Бевин знал, что в принципе Потсдам не запрещал такое изъятие, но публично Бевин встал на сторону Маршалла, отрицая наличие такого разрешения в соглашении.
Седьмого апреля Бевин заявляет, что ему уже без разницы, что обсуждать: «Я здесь уже четыре недели торчу, и ничего не добился, поэтому мне все равно, что у нас будет в повестке» [315]. Его из себя вывело отсутствие подвижек на польско-немецкой границе и в деле федерализации Германии. Молотов окончательно отказался пересмотреть польскую границу в Силезии 9 апреля. Верхняя Силезия была промышленно развитой, и ее западные дипломаты хотели оставить Польше, но вот вся остальная сельскохозяйственная Силезия должна была вернуться в Германию и помочь тем самым немцам с дефицитом продовольствия (что в свою очередь приблизило бы советскую мечту о возможности репараций из текущего производства). 11 апреля Бевин обвиняет СССР в том, что тот был главным виновником сложившейся ситуации в Германии, когда СССР первым развалил четырехстороннее распределение немецкого сырья по всей Германии [т.е. СВАГ не давал вывозить сырье и товары из своей зоны в другие зоны][327]. 15 апреля прошла встреча со Сталиным, и на ней генсек подвел окончательную и радикальную черту под советской позицией: Сталин за экономическое единство Германии, но только после того, как будет достигнуто политическое единство Германии и будет выбрано немецкое правительство [342]. В свое время Молотов перевернул Потсдамское соглашение, поставив его с ног на голову, когда потребовал репараций из текущего производства в обмен на экономическое единство. Сейчас же Сталин углубил и раздул то требование: обеспечиваем политическое единство, определяемся с уровнем федерализации, выбираем правительство, вывозим товары в виде репарации, и только после этого мы дадим вам экономическое единство. Ну и что, что я поставил свою подпись под пунктом III,14? Будет вам экономическое единство Германии, не волнуйтесь. Когда-нибудь. Потом. Обязательно. Такой дипломатический прием называют «сцепкой» (linkage), и, как правило, это непродуктивный подход, целью которого является затянуть или сорвать переговоры.
«Мы уже вывезли репараций из Германии на два миллиарда долларов, включая их активы в Восточной Европе» - продолжал Сталин – «И я не вижу возможности того, что мы сможем вытрясти больше. Это недостаточно, несправедливо и мало. Поэтому надо помнить об обещаниях Рузвельта и Гопкинса в Ялте о 10 миллиардах. Мы своим гражданам уже все уши прожужжали про 10 миллиардов, [что их вот-вот переведут на карточку «Мир»]. Мысль о репарациях ценой в 10 миллиардов очень популярна в Советском Союзе. Народ нас просто не поймет, если мы не получим эти 10 миллиардов. В связи с тем, что мы сейчас в Германии больше ничего взять не можем, но 10 миллиардов нам всё равно причитается, то я предлагаю растянуть репарационные выплаты товарами на 20 лет. Немцы такое вполне потянут» [343].
Увидев кислые лица Маршалла и Бевина, заложник своих собственных пресс-релизов и необдуманных обещаний перед советским народом Сталин приободрил дорогих партнеров: «Это не трагедия, если мы сейчас не договоримся. Мы всего лишь пристреливаемся в новом вопросе. Это всё мазки разведки [brushes of reconnaissance ]. Очень возможно, что никакого успеха мы сейчас не добьемся. Но не надо отчаиваться. У нас еще всё впереди» [343].
Но у Маршалла впереди ничего не было. 24 апреля Четвертая сессия завершила свою работу. Американцы уехали ни с чем. Польскую границу подвинуть не удалось, экономического единства Германии как не было, так и нет, СВАГ не дал обещания прекратить вывоз готовой продукции из своей зоны, и советское правительство в лице Сталина продемонстрировало горячее желание продолжить такой вывоз еще больше и дольше. Буксовали все смежные вопросы: федерализация-централизация, выборы, правительство Германии, сокращение оккупационных войск, Договор четырех держав о демилитаризации Германии, немецкие активы в Австрии. Даже если бы Маршалл воспользовался рекомендацией своего Департамента и согласился бы с молотовским quid pro quo «текущие репарации в обмен на экономическое единство», то это ему бы не сильно помогло. Сталин крыл Молотова. Сталин позднее прицепил политическое условие, отталкивая партнеров еще дальше от Потсдамского соглашения. Потсдам крыл Ялту, и Ялте это не нравилось. Ялта сама уже хотела крыть Потсдам.
FRUS, 1947, II.