Неожиданная смерть городского головы Севастополя. «Дело Максимова»
15 мая 1908 года А.А. Максимов в Петербурге представил на имя министра внутренних дел, премьер-министра П.А. Столыпина докладную записку – как «временно отстраненный от должности городской голова Севастополя». Городские головы, согласно законодательству, хотя это и был выборный институт городского самоуправления, утверждались МВД, поэтому в каком-то смысле Максимов обращался к собственному высшему начальству.
Кстати, первую часть большой статьи о деле Максимова можно прочитать по ссылке.
Максимов, естественно, не мог знать содержание документов относительно проведенного у него обыска, присланных жандармами в Департамент полиции того же Министерства внутренних дел.
Его записка отражала его видение ситуации, однако она явно срезонировала в Департаменте полиции. Вероятно, во многом из-за того, что написан этот текст был языком «права», а в Департаменте, наполненном юристами, это очень ценили. Но не только поэтому.
Можно полагать, что после докладной записки Максимова в Департаменте полиции обратили внимание на сомнительную обоснованность действий Севастопольского жандармского управления во главе с Зейдлицем, репутация которого в глазах руководства Департамента и так оставляла желать лучшего.
Итак, Максимов в докладной записке не упоминал никакого матроса Шульженко, которого, согласно Зейдлицу, жандармы пришли искать у севастопольского городского головы, зато дважды отмечал, что ему не было предъявлено внятной причины для обыска – ни жандармами, ни в дальнейшем Виреном, кроме событий октября 1905 года.
Причем, отмечал Максимов, совершенно неясно, почему эти события, имевшие место два с половиной года назад, известные всем в Севастополе, в частности, тогда же, в октябре 1905-го, доложенные руководителю Черноморского флота вице-адмиралу Г.П. Чухнину, приобрели неожиданную актуальность для жандармов и временного севастопольского генерал-губернатора Р.Н. Вирена в начале мая 1908 года.
Однако записка Максимова интересна больше тем, какое впечатление она произвела на адресата – то есть на министра внутренних дел Столыпина.
А Максимов писал Столыпину:
«Беру смелость думать, что бескорыстная (Максимов отказался от жалованья городского головы в пользу города – Л.У.) и продолжительная общественная моя служба дает мне право надеяться, что по присущему в государственной деятельности Вашего Превосходительства чувству справедливости, я найду в лице Вашем законного и строгого судью, если окажусь виновным во взведенных на меня обвинениях (речь, очевидно, об обвинении в потакании «революции» в октябре 1905 года – Л.У.), но зато и сильного защитника в несправедливо попранных правах моих как верноподданного моего Государя и общественного деятеля.
Ввиду всего этого я почтительно прошу Ваше Превосходительство не отказать мне в милости, чтобы всё производство дела обо мне было представлено на благовоззрение Вашего Высокопревосходительства для расследования его здесь в Санкт-Петербурге и чтобы мне была предоставлена возможность опровергнуть взведенные на меня обвинения и тем самым реабилитировать своё имя».
Неизвестно, случайно ли Максимов угадал с тоном обращения к Столыпину как человеку и права, и справедливости, или действительно так думал, однако собственноручная запись министра внутренних дел на полях записки показывает, что «временно отстраненный от должности городской голова Севастополя» «попал в яблочко».
А Столыпин написал: «Конечно, это должно быть доложено мне во всех подробностях. Послан ли запрос вице-адмиралу Вирену?».
Можно полагать, что резолюция Столыпина была адресована товарищу министра внутренних дел, заведующему полицией А.А. Макарову, через которого, скорее всего, Максимов подавал записку на имя Столыпина.
Эту историю подробно и в данном случае достоверно практически во всех деталях описывает севастопольский писатель А.М. Чикин: генерал Е.В. Богданович, хороший знакомый Максимова, чиновник особых поручений МВД и фигура, весьма известная в бюрократических верхах, 12 мая написал большое письмо Макарову с просьбой принять городского голову Севастополя, которого Богданович при этом характеризовал как «абсолютно благонадежного человека».
Очевидно, что Максимова приняли. Возможно, не сам Макаров, а в Департаменте полиции, в архиве которого осталось письмо Богдановича – и докладная записка Максимова от 15 мая была следствием этого приема.
Соответственно, резолюция Столыпина могла появиться чуть позже, но достаточно быстро, т.к. уже с 17 мая внутри Департамента полиции и между Департаментом и министром внутренних дел развернулась бурная переписка (с пометками «срочно») на предмет того, являются ли вообще действия Вирена в отношении Максимова законными. – и это вместо того, чтобы посылать запрос Вирену с просьбой изложить его точку зрения. А это означает, что мотивация Вирена была признана неважной в данном случае. Вероятно, по той причине, что Департамент полиции уже составил представление о ситуации в результате сопоставления донесений полковника Зейдлица, докладной записки Максимова и составления собственной справки о нем, из которой образ «политически неблагонадежного» человека не вырисовывался.
Итогом этой переписки стала запись от руки от 19 мая (можно предположить директора Департамента полиции, но здесь же мелькает и запись – «доложено министру», т.е. Столыпин был в курсе):
«Вирен не вышел из пределов предоставленных ему по военному положению прав. Вызвать Максимова ко мне на ближайшее время, если он еще здесь».
Итак, судя по всему, и Департамент полиции, и Столыпин заняли сторону Максимова, в то время как действия Вирена вызвали сомнение в своей обоснованности – и формальной, и фактической. Другое дело, что Столыпин не мог решить вопрос своей властью, и Максимов оставался «временно отстраненным от должности» на время военного положения в Севастополе.
Насколько был расстроен этим обстоятельством сам Максимов? Судя по всему, для него на этом вопросе «свет клином не сошелся».
Во всяком случае спустя 10 дней, 29 мая 1908 года, он обратился в Департамент полиции с просьбой выдать ему удостоверение для Министерства торговли и промышленности, что распоряжением Вирена «о временном устранении от должности городского головы» он не лишен гражданских прав и может быть учредителем предприятия – «учреждаемого … акционерного общества под фирмою «Алмаз» для постройки близ города Бахчисарай, в Крыму, завода для выработки цемента и других строительных материалов».
Получается, Максимов решал в Петербурге сразу две задачи – открытие нового дела и борьба с Виреном.
Вероятно, у Столыпина был свой интерес к истории с Максимовым – он явно стремился перевести управление в Севастополе в руки гражданской администрации, неоднократно жестко критикуя севастопольского градоначальника капитана 1-го ранга В.А. Мореншильдта как слабого управленца, в частности категорически не согласившись с представлением ему следующего чина по запросу Морского министерства в марте 1907 года.
Понятно, что должность градоначальника – как подчиненного министру внутренних дел, интересовала Столыпина больше, чем должность военного генерал-губернатора, однако, возможно, действия Вирена в отношении Максимова могли подтвердить убеждение премьер-министра в недееспособности военных как гражданских администраторов.
Во всяком случае позиция Департамента полиции и Столыпина в мае 1917 года поддается непротиворечивой реконструкции, в отличие от того, что происходило в этой истории дальше, причем как в Севастополе, так и в Петербурге.
***
12 июня 1908 года временный генерал-губернатор Севастополя контр-адмирал Вирен получил от Зейдлица донесение о крайней политической неблагонадежности Максимова и в этот же день составил депешу в МВД о необходимости «окончательного удаления Максимова от должности».
Получение такого донесения от Зейдлица для Вирена вряд ли было неожиданностью – судя по газете «Крымский вестник», они постоянно по служебным обязанностям вместе участвовали во встречах поездов с членами императорской семьи либо высокопоставленными чиновниками, а также в различных светских мероприятиях (например – открытие Яхт-клуба), сопровождавшихся торжественными ужинами.
Скорее всего, Вирен и Зейдлиц совпадали по политическим взглядам вполне «правого» толка. Во всяком случае трагическая кончина Вирена в 1917-м году (он был одним из первых адмиралов, растерзанных бунтовавшими матросами в ходе Февральской революции), в общем-то, свидетельствует не только о жесткости адмирала как администратора, но и о нелюбви Вирена ко всему, хоть чуть-чуть нелояльному к существовавшему «государственному порядку», за что ему матросы так страшно отомстили.
В первой половине 1908 года газета «Крымский вестник» практически ежедневно сообщала о высылке из Севастополя по распоряжению временного военного генерал-губернатора людей по причине их «политической неблагонадежности» – этот поток высылок, кстати, уменьшился в несколько раз с появлением в городе на том же посту контр-адмирала И.Ф. Бострема в июле 1908 года.
Бострем. Источник.
Понятно, что при таком объеме высылаемых Виреном их «политическая неблагонадежность» вряд ли тщательно расследовалась, и столь же очевидно, что информацию о том, кто является политически неблагонадежным, поставлял Вирену Зейдлиц – как руководитель той структуры, которая занималась вопросами неблагонадежности.
Итак, учитывая плотный, вероятно, ежедневный, контакт Зейдлица и Вирена по вопросам политической неблагонадежности, вызывает удивление тот факт, что Зейдлицу понадобилось больше месяца, чтобы сообщить Вирену о «полной политической неблагонадежности Максимова» (а как я уже писала, жандармы, хотя и открыли специальное дело 12 мая, вообще не занимались исследованием этого вопроса после обыска), а Вирену не потребовалось и суток для составления запроса в МВД.
Складывается впечатление, что Вирен (и, возможно, Зейдлиц) ждали определенной даты в середине июня, чтобы двинуть дело об удалении от должности Максимова дальше, хотя решение о том, что его нужно отстранить с позиции городского головы, было принято еще накануне обыска, в первых числах мая.
И эта дата – которую, вероятно, ждал Вирен, прежде чем отправить запрос в МВД о необходимости «окончательного удаления Максимова от должности» – могла быть связана с выборами в городскую думу. Именно с середины июня 1908 года оставался год до окончания срока легислатуры выбранного в июне 1905 года состава городского самоуправления, а по действовавшему законодательству в последний год до выборов в случае какого-либо изменения состава городской думы (включая должность городского головы) новые выборы не проводились.
Это означало, что с середины июня 1908 года до июня 1909 года обязанности городского головы будет исполнять тот человек, который их стал исполнять с момента отстранения Максимова от должности (т.е. с 5 мая 1908 года) – а именно его заместитель («заступающий место городского головы» в терминах начала ХХ века) Н.Ф. Ергопуло.
Н.Ф. Ергопуло. Источник.
Однако эта схема могла «работать», пока Севастополь находился на военном положении.
На начало лета 1908 года отмены военного положения в Севастополе не предполагалось, более того, сам Вирен в июне 1908 года уже знал, что в ближайшее время покинет город, так как должность, которую он занимал по Морскому министерству – главный командир Черноморского флота и портов – была упразднена, а на новую должность – начальника морских сил ЧФ – он назначение не получал, оставшись в результате реформы морских сил за штатом и уйдя в августе 1908 года в двухмесячный отпуск.
Тем не менее в отношении Максимова Вирен явно считал необходимым довести дело до конца.
О Ергопуло, который, судя по газете «Крымский вестник», как «исполняющий обязанности городского головы», постоянно появлялся на тех же чествованиях и торжественных ужинах, что и Вирен, произнося многословные речи, поговорим позднее.
Пока же стоит отметить, что представление Вирена в Министерство внутренних дел об «окончательном удалении Максимова от должности» нашло стремительную поддержку в Петербурге.
Но не в лице Департамента полиции, куда это представление поступило, но не вызвало никакой реакции, а в лице другого подразделения того же МВД – Главного управления по делам местного хозяйства и его руководителя С.Н. Гербеля.
***
Главное управление по делам местного хозяйства Министерства внутренних дел, как ясно из его названия, занималось вопросами местного хозяйства. То есть теми вопросами, которые находились в ведении органов городского самоуправления.
И по большому счету – это всё, что известно про данное ведомство.
Работ, посвященных его истории, нет. С архивом этого учреждения никто из историков не работал (исключением является книга К.И. Могилевского о Совете по делам местного хозяйства, который существовал при Главном управлении и занимался разработкой городской и земской реформы при Столыпине).
Вероятно, абсолютная неизвестность Главного управления по делам местного хозяйства поставила в тупик и севастопольского писателя А.М. Чикина, который называет это ведомство в своей книге о Максимове «Главным управлением МВД».
А обращение к архиву Главного управления по делам местного хозяйства МВД в Петербурге приводит к интересным выводам. Этот архив сохранил большое количество дел по кадровому составу городского самоуправления на территории всей Российской империи, в том числе – около 30 дел за 1906 – 1908 годы (другие годы я не смотрела) «о привлечении к ответственности городского головы такого-то (город, фамилия)» или «о наложении дисциплинарного взыскания», опять же на городских голов.
Это означает, что преследование деятелей городского самоуправления за проступки по должности было довольно частым явлением и не должно было вызывать особых проблем ни в формулировках, ни в процедуре.
Случай с Максимовым и здесь выглядит странным.
Его дело в архиве Главного управления по делам местного хозяйства называется «Об удалении от должности почетного гражданина А.А. Максимова (севастопольский городской голова)» - то есть название его должности почему-то переместилось в скобки в конец заголовка, как будто те, кто заводил дело, думали в первую очередь о цели своих действий – удалении Максимова от должности, а уже потом о формальностях. В то время как стандартным должно было быть примерно такое название – «О привлечении к ответственности севастопольского городского головы А.А. Максимова».
Само дело было уничтожено в советское время, поэтому его содержание придется реконструировать по документам архива Департамента полиции и ряда других государственных ведомств.
Интересно, что до 20-х чисел июня 1908 года Главное управление по делам местного хозяйства проявляло абсолютное равнодушие к переписке о Максимове – Департамент полиции пересылал туда и депешу Вирена о временном «устранении от должности севастопольского городского головы» от 5 мая, и донесение полковника Зейдлица с приложениями («Протокол осмотра» по обыску с документами по октябрю 1905 года») от 12 мая, однако только 23 июня из Главного управления в Департамент полиции поступило требование «срочно» передать «представление временного генерал-губернатора города Севастополя от 14 текущего июня за № 33 по делу об окончательном удалении от должности Севастопольского городского головы Максимова, а также имеющуюся в Департаменте переписку по настоящему делу, которая, по минованию надобности, будет возвращена обратно».
Через 4 дня, 27 июня 1908 года, из Главного управления в Департамент полиции прислали «копию справки о севастопольском городском голове Максимове, с копией положенной на ней начальником Главного управления резолюции о приказании господина министра внутренних дел составить представление в Совет министра об увольнении названного должностного лица, присовокупляя, что подлинная справка оставлена при делах Главного Управления».
Именно этот документ послужил основанием для категорического утверждения А.М. Чикина, что Максимов был уволен по распоряжению Столыпина от должности севастопольского городского головы. Однако это утверждение – ошибочно. История с отстранением Максимова от должности на этом документе отнюдь не закончилась, а по итогу – «окончательного удаления» Максимова от должности, тем более утвержденного Столыпиным, и вовсе не состоялось.
В действительности с этого документа снова начинаются несостыковки.
Из последующих документов дела «Таврическая губерния. Сведения по Севастополю. 1908 год» архива Департамента полиции ясно, что «подлинная справка», с которой руководитель Главного управления Гербель ходил к Столыпину, в действительности была справкой о Максимове, составленной в самом Департаменте полиции.
Итак, Главное управление 23 июня «срочно» запросило у Департамента всю имеющуюся переписку о Максимове, в этот же день получило требуемые документы, обязуясь при этом их вернуть, и действительно все документы вернуло – за исключением этой справки.
Более того, само Главное управление не собиралось объяснять, почему в возвращенных документах отсутствует справка Департамента полиции о Максимове, и потребовалось специальное «напоминание» Департамента о необходимости вернуть и справку. Именно в ответ на это «напоминание» Департамент полиции и получил «копию справки с копией положенной на ней резолюции» Гербеля о «приказании» Столыпина.
Жандармы Симферополя. Источник.
Получается, что справка о Максимове обладала ценностью для Главного управления только в «подлинном» виде – очевидно, не из-за ее содержания (тут можно было обойтись и копией), а из-за того текста, что был написан Гербелем о «приказании» Столыпина.
Следовательно, Главное управление собиралось использовать задокументированную таким образом позицию Столыпина для дальнейших действий, то есть, во-первых, для «представления в Совет министра об увольнении» Максимова, а, во-вторых, в качестве мотивировки для самого увольнения.
Однако не произошло ни первого, ни второго. Позиция Столыпина, зафиксированная на «подлинной справке» о Максимове Гербелем и известная нам только в виде отпечатанного текста на «копии», нигде в дальнейшем не фигурирует и не используется.
И это выглядит тем более странно, если учесть, что «записка» Главного управления в Совет министра внутренних дел «по делу об удалении Максимова от должности» представляет собой собрание отзывов разных лет о Максимове разных государственных служащих – члена Совета министра внутренних дел П.В. Неклюдова и директора Департамента полиции (не назван по имени, но речь идет о М.И. Трусевиче), а также военнослужащих – бывшего севастопольского градоначальника, контр-адмирала А.М. Спицкого, бывшего временного севастопольского генерал-губернатора вице-адмирала Н.И. Скрыдлова, текущего временного севастопольского генерал-губернатора контр-адмирала Вирена.
Казалось бы, раз необходимость удаления Максимова от должности обосновывается в том числе мнением о нем разных лиц, то наличие позиции министра внутренних дел по этому вопросу, тем более подтвержденное документально (в виде того самого «приказания», зафиксированного Гербелем на «подлинной справке») – самый лучший аргумент в данном вопросе для той инстанции, которая должна была принять решение, то есть для Совета министра внутренних дел.
Однако в «Записке по делу об удалении Максимова от должности» Столыпин не упоминается вообще.
Всё это наводит на мысль, что Главное управление не хотело показывать Департаменту полиции, что же было написано Гербелем о «приказании» Столыпина на «подлинной справке» о Максимове. Интересно, что на «копии справки» с «копией резолюции» Гербеля стоит только одна подпись – делопроизводителя, в то время как все другие документы из Главного управления содержат две подписи – вначале руководителя (а это был начальник Отдела городского хозяйства А. Немировский), а уже потом – делопроизводителя.
Резолюция Гербеля, известная Департаменту по «копии справки», которая вроде как отражает «вердикт» Столыпина по Максимову, в действительности воспроизводит позицию Вирена («удаление от должности», т.е. увольнение), в то время как из перспективы МВД приказание министра должно было содержать формулировки, стандартные для этого государственного ведомства («привлечение к ответственности», «наложение дисциплинарного взыскания»).
Однако был ли Столыпин солидарен с мнением Вирена? Месяцем ранее, в конце мая 1908 года – очевидно, нет.
Еще один важный нюанс. Внесение вопроса в Совет министра внутренних дел соответствовало законодательству – Городовому положению 1892 года, которое относило вопросы дисциплинарных взысканий (в том числе – удаление от должностей деятелей городского самоуправления) к компетенции этого вспомогательного ведомства внутри МВД.
Однако если бы при докладе Столыпину Гербель согласовал вопрос об отстранении Максимова от должности, то, очевидно, была бы согласована и мотивировка – на основании каких имеющихся данных севастопольский городской голова должен быть уволен.
Вместо этого записка, представленная Главным управлением в Совет министра внутренних дел спустя неделю, 4 июля 1908 года, по сути, «обнуляла» всю предшествующую переписку, т.к. доказательная база Главного управления о «политической неблагонадежности» севастопольского городского головы была абсолютно новой.
Во-первых, «Записка по делу об удалении от должности севастопольского городского головы А.А. Максимова» по непонятным причинам вообще не содержит ту документальную базу, с которой Столыпин, очевидно, должен был знакомиться после докладной записки самого Максимова, а именно – материалы обыска, присланные в Департамент полиции Зейдлицем, справки о Максимове, составленные в самом Департаменте. Однако про то, что у севастопольского городского головы был обыск, в «Записке», на основании которых его и отстранили от должности, не говорится ни слова – а всего лишь сообщается, что 5 мая Вирен счел необходимым «отстранить» Максимова от должности «временно», а 20 июня – «окончательно».
Итак, мотивация временного севастопольского генерал-губернатора в записке не оговаривается, зато общий вывод отсылает именно к позиции Вирена:
«Тем более необходимо было бы окончательное удаление Максимова от занимаемой им должности в настоящее время, когда севастопольский временный генерал-губернатор счел себя вынужденным устранить его от должности городского головы на все время военного положения в Севастополе».
Севастополь. Общий вид 1909 год. Источник
Во-вторых, «Записка» отражает явно «правые» взгляды своих составителей, а Столыпин – по всему, что известно о фигуре премьер-министра – был далек от поддержки черносотенства. В «Записке» же бросается в глаза типичный для черносотенства «антисемитский» выпад: Максимов, оказывается, «во всех делах» управляется «своим поверенным Усовым (негласный редактор еврейской газеты «Крымский вестник»)».
При этом главная причина, по которой Максимов не может оставаться севастопольским городским головой, согласно «Записке» – это его «кадетские взгляды» (речь идет о крупнейшей либеральной партии того времени). Информация о кадетских симпатиях Максимова была получена в Главном управлении из Департамента полиции в марте 1907 года:
«…согласно полученным в Департаменте полиции сведениям, Максимов по своим политическим воззрениям принадлежит к конституционно-демократической партии, но случаи открытого заявления им о принадлежности к какой-либо партии неизвестны. Вращаясь, по должности городского головы, среди членов разных партий, он, для сохранения этой должности, иногда приближается по воззрениям то к правой, то к левой партии и имеет сношения, во всяком случае не тесные, с местными интеллигентными социалистами.
Вместе с тем д.с.с. Трусевич (директор Департамента полиции – Л.У.) высказал, что удаление Максимова от должности городского головы едва ли желательно, т.к. можно предполагать, что на его место будет выбрано лицо более левого направления».
Однако Главное управление тут же спорит с приведенным мнением директора Департамента, сообщая свою позицию в результирующей части «Записки»:
«Главное управление находит, что имеющимися в распоряжении Министерства внутренних дел данными достаточно устанавливается, что севастопольский городской голова Максимов по своим политическим воззрениям принадлежит к конституционно-демократической партии и, как удостоверил директор Департамента полиции, имеет сношения, хотя и не тесные, с местными интеллигентными социалистами.
А так как конституционно-демократическая партия относится к числу недозволенных, то уже одно это обстоятельство, по смыслу определения Правительствующего Сената от 30 марта 1908 г. …, было бы достаточно для устранения Максимова от должности городского головы в Севастополе, где по особым политическим условиям нахождение во главе городского управления лица вполне благонадежного представляется особенно необходимым».
Таким образом, вместо обвинения Максимова в его деятельности в октябре 1905 года (позиция Зейдлица и Вирена), Главное управление предлагало считать недопустимыми ВЗГЛЯДЫ севастопольского городского головы.
Эта формулировка, конечно, является принципиально важной для понимания того, как власть предержащие в Российской империи видели границы допустимого, в первую очередь, того вопроса, могут ли взгляды человека, то есть сугубо частное дело гражданина в правовом государстве, являться основанием для его нахождении не только внутри системы (госслужащий), но и на выборных должностях в самоуправлении.
В этом плане показательна резолюция Совета министра внутренних дел от 28 июля 1908 года по поводу Записки Главного управления о Максимове:
«Сообщенные Департаментом полиции сведения о неблагонадежности севастопольского городского головы Максимова являются крайне недостаточными для удаления его от должности; при этом самим Департаментом высказан взгляд о нежелательности такого исхода. С другой стороны, не имеется никаких указаний на то, чтобы от Максимова было истребовано какое-либо объяснение, и чтобы вопрос об ответственности его обсуждался в местном по городским делам присутствии».
Получается, что на Совет министра внутренних дел информация о «кадетских» взглядах Максимова не произвела впечатления, а доказательства его «политической неблагонадежности» были названы «крайне недостаточными». И в качестве «вишенки на торте» – Главное управление было обвинено в нарушении процедуры, формально-правовых моментов.
И здесь в очередной раз «дело Максимова» проявило тот раскол внутри государственного аппарата, в том числе в его самых верхах, о котором шла речь в начале статьи – когда с одной стороны были высокопоставленные чиновники, разделявшие правые представления, в том числе о «еврейском заговоре» как движущей силе революции в России, и при этом настаивавшие на недопустимости нахождения внутри системы всех тех, кто придерживался более «левых» взглядов, а с другой стороны – бюрократы, полагавшие, что оппозиционные убеждения общественных деятелей – это их частное дело, в которое государство вмешиваться не имеет права.
Гербель был среди первых, а вот среди вторых – Департамент полиции и, очевидно, товарищ министра внутренних дел, чья подпись стоит главной на решении Совета министра по Максимову – «вернуть дело в Главное управление по делам местного хозяйства для предоставления дополнительных сведений». А это была подпись С.Е. Крыжановского – «правой руки» Столыпина, автора ключевых законопроектов столыпинского времени, фигуры, по отзывам некоторых историков, даже более крупной, чем сам Столыпин, и уж, во всяком случае, административно гораздо более весомой, чем Гербель.
Стало ли заниматься сбором дополнительных сведений Главное управление? Судя по всему – нет.
Спустя три недели, 21 августа 1908 года, Столыпин написал «утверждаю» на этом решении Совета министра внутренних дел. Это означало, что Максимов оставался «временно отстраненным от должности городского головы Севастополя» – пока город находится на военном положении.
Неизвестно, как развивалось бы это дело дальше.
Но грустная ирония истории состоит в том, что Столыпин утвердил решение Совета министра внутренних дел на следующий день после смерти Максимова, внезапно случившейся 20 августа 1908 года (это случайное совпадение в датах, т.к. в МВД информация о смерти Максимова пришла только 23 августа).
А.М. Чикин настаивал в своих работах, что Максимов был крайне подавлен отстранением от должности, однако газета «Крымский вестник» сообщала, что смерть была неожиданной для всех – еще накануне Максимов гулял на Приморском бульваре, и его знакомые знали, что он собирается в Петербург «по своим делам». Чикин был уверен, что под «делом» имеется в виду отстранение от должности городского головы, но с той же долей вероятности можно предположить иное – Максимов собирался в столицу по делам своего нового предприятия.
Севастополь, Приморский бульвар, 1910 г. Источник https://pastvu.com/
Полковник Зейдлиц, сообщая о смерти Максимова в Петербург, в телеграммах и в Корпус жандармов, и в Департамент полиции написал, что умер «бывший севастопольский городской голова». Характерна приписка карандашом, сделанная на телеграмме, поступившей в Корпус жандармов, видимо, его руководителем бароном Ф.Ф. Таубе, еще одним «симпатизантом», как и сам Зейдлиц, Союза русского народа: «Одним революционером меньше».
Департамент полиции оставил телеграмму Зейдлица без ответа.
Однако если для Зейдлица Максимов был «бывшим городским головой», что не соответствовало формальному положению вещей, то севастопольский градоначальник Мореншильдт был более точен в формулировках, сообщая в Главное управление по делам местного хозяйства:
«20 августа в 8 часов утра скончался устраненный от должности распоряжением генерал-губернатора на время военного положения севастопольский городской голова потомственный почетный гражданин А.А. Максимов».
Именно в таком качестве и хоронили Максимова – как «севастопольского городского голову». Так он называется во всех поминальных материалах «Крымского вестника». И только со дня смерти Максимова городская газета стала называть Ергопуло не «исправляющим должность городского головы», а просто – городским головой.
В этом статусе Ергопуло пробыл до июня 1909 года, когда он был избран городским головой Севастополя на следующее 4-летие.
Однако то дело, с которым было связано главное достижение Ергопуло как городского головы – а именно заключение крайне выгодного для городской думы (в виде 30% скидки от общего тарифа) контракта с «Бельгийским анонимным обществом трамваев и освещения» на электрическое освещение всего Севастополя – было начато им не летом 1909 года, а весной 1908-го.
В то время, когда Максимов внес в городскую думу собственный проект электрического освещения Севастополя – посредством создания прибыльного городского предприятия. В конце апреля 1908 года Максимов предложил городской думе отказаться от заключения договора с бельгийцами на электрическое освещение города.
Спустя пару дней к нему пришли с обыском жандармы.
7 мая 1908 года проект Максимова по созданию городской электростанции был опубликован в «Крымском вестнике» – в тот же день, что и информация об отстранении городского головы от должности распоряжением Вирена.
«Крымский вестник» 1910 г . ru.bidspirit.com
Продолжение следует
Кстати, первую часть большой статьи о деле Максимова можно прочитать по ссылке.
Максимов, естественно, не мог знать содержание документов относительно проведенного у него обыска, присланных жандармами в Департамент полиции того же Министерства внутренних дел.
Его записка отражала его видение ситуации, однако она явно срезонировала в Департаменте полиции. Вероятно, во многом из-за того, что написан этот текст был языком «права», а в Департаменте, наполненном юристами, это очень ценили. Но не только поэтому.
Можно полагать, что после докладной записки Максимова в Департаменте полиции обратили внимание на сомнительную обоснованность действий Севастопольского жандармского управления во главе с Зейдлицем, репутация которого в глазах руководства Департамента и так оставляла желать лучшего.
Итак, Максимов в докладной записке не упоминал никакого матроса Шульженко, которого, согласно Зейдлицу, жандармы пришли искать у севастопольского городского головы, зато дважды отмечал, что ему не было предъявлено внятной причины для обыска – ни жандармами, ни в дальнейшем Виреном, кроме событий октября 1905 года.
Причем, отмечал Максимов, совершенно неясно, почему эти события, имевшие место два с половиной года назад, известные всем в Севастополе, в частности, тогда же, в октябре 1905-го, доложенные руководителю Черноморского флота вице-адмиралу Г.П. Чухнину, приобрели неожиданную актуальность для жандармов и временного севастопольского генерал-губернатора Р.Н. Вирена в начале мая 1908 года.
Однако записка Максимова интересна больше тем, какое впечатление она произвела на адресата – то есть на министра внутренних дел Столыпина.
А Максимов писал Столыпину:
«Беру смелость думать, что бескорыстная (Максимов отказался от жалованья городского головы в пользу города – Л.У.) и продолжительная общественная моя служба дает мне право надеяться, что по присущему в государственной деятельности Вашего Превосходительства чувству справедливости, я найду в лице Вашем законного и строгого судью, если окажусь виновным во взведенных на меня обвинениях (речь, очевидно, об обвинении в потакании «революции» в октябре 1905 года – Л.У.), но зато и сильного защитника в несправедливо попранных правах моих как верноподданного моего Государя и общественного деятеля.
Ввиду всего этого я почтительно прошу Ваше Превосходительство не отказать мне в милости, чтобы всё производство дела обо мне было представлено на благовоззрение Вашего Высокопревосходительства для расследования его здесь в Санкт-Петербурге и чтобы мне была предоставлена возможность опровергнуть взведенные на меня обвинения и тем самым реабилитировать своё имя».
Неизвестно, случайно ли Максимов угадал с тоном обращения к Столыпину как человеку и права, и справедливости, или действительно так думал, однако собственноручная запись министра внутренних дел на полях записки показывает, что «временно отстраненный от должности городской голова Севастополя» «попал в яблочко».
А Столыпин написал: «Конечно, это должно быть доложено мне во всех подробностях. Послан ли запрос вице-адмиралу Вирену?».
Можно полагать, что резолюция Столыпина была адресована товарищу министра внутренних дел, заведующему полицией А.А. Макарову, через которого, скорее всего, Максимов подавал записку на имя Столыпина.
Эту историю подробно и в данном случае достоверно практически во всех деталях описывает севастопольский писатель А.М. Чикин: генерал Е.В. Богданович, хороший знакомый Максимова, чиновник особых поручений МВД и фигура, весьма известная в бюрократических верхах, 12 мая написал большое письмо Макарову с просьбой принять городского голову Севастополя, которого Богданович при этом характеризовал как «абсолютно благонадежного человека».
Очевидно, что Максимова приняли. Возможно, не сам Макаров, а в Департаменте полиции, в архиве которого осталось письмо Богдановича – и докладная записка Максимова от 15 мая была следствием этого приема.
Соответственно, резолюция Столыпина могла появиться чуть позже, но достаточно быстро, т.к. уже с 17 мая внутри Департамента полиции и между Департаментом и министром внутренних дел развернулась бурная переписка (с пометками «срочно») на предмет того, являются ли вообще действия Вирена в отношении Максимова законными. – и это вместо того, чтобы посылать запрос Вирену с просьбой изложить его точку зрения. А это означает, что мотивация Вирена была признана неважной в данном случае. Вероятно, по той причине, что Департамент полиции уже составил представление о ситуации в результате сопоставления донесений полковника Зейдлица, докладной записки Максимова и составления собственной справки о нем, из которой образ «политически неблагонадежного» человека не вырисовывался.
Итогом этой переписки стала запись от руки от 19 мая (можно предположить директора Департамента полиции, но здесь же мелькает и запись – «доложено министру», т.е. Столыпин был в курсе):
«Вирен не вышел из пределов предоставленных ему по военному положению прав. Вызвать Максимова ко мне на ближайшее время, если он еще здесь».
Итак, судя по всему, и Департамент полиции, и Столыпин заняли сторону Максимова, в то время как действия Вирена вызвали сомнение в своей обоснованности – и формальной, и фактической. Другое дело, что Столыпин не мог решить вопрос своей властью, и Максимов оставался «временно отстраненным от должности» на время военного положения в Севастополе.
Насколько был расстроен этим обстоятельством сам Максимов? Судя по всему, для него на этом вопросе «свет клином не сошелся».
Во всяком случае спустя 10 дней, 29 мая 1908 года, он обратился в Департамент полиции с просьбой выдать ему удостоверение для Министерства торговли и промышленности, что распоряжением Вирена «о временном устранении от должности городского головы» он не лишен гражданских прав и может быть учредителем предприятия – «учреждаемого … акционерного общества под фирмою «Алмаз» для постройки близ города Бахчисарай, в Крыму, завода для выработки цемента и других строительных материалов».
Получается, Максимов решал в Петербурге сразу две задачи – открытие нового дела и борьба с Виреном.
Вероятно, у Столыпина был свой интерес к истории с Максимовым – он явно стремился перевести управление в Севастополе в руки гражданской администрации, неоднократно жестко критикуя севастопольского градоначальника капитана 1-го ранга В.А. Мореншильдта как слабого управленца, в частности категорически не согласившись с представлением ему следующего чина по запросу Морского министерства в марте 1907 года.
Понятно, что должность градоначальника – как подчиненного министру внутренних дел, интересовала Столыпина больше, чем должность военного генерал-губернатора, однако, возможно, действия Вирена в отношении Максимова могли подтвердить убеждение премьер-министра в недееспособности военных как гражданских администраторов.
Во всяком случае позиция Департамента полиции и Столыпина в мае 1917 года поддается непротиворечивой реконструкции, в отличие от того, что происходило в этой истории дальше, причем как в Севастополе, так и в Петербурге.
***
12 июня 1908 года временный генерал-губернатор Севастополя контр-адмирал Вирен получил от Зейдлица донесение о крайней политической неблагонадежности Максимова и в этот же день составил депешу в МВД о необходимости «окончательного удаления Максимова от должности».
Получение такого донесения от Зейдлица для Вирена вряд ли было неожиданностью – судя по газете «Крымский вестник», они постоянно по служебным обязанностям вместе участвовали во встречах поездов с членами императорской семьи либо высокопоставленными чиновниками, а также в различных светских мероприятиях (например – открытие Яхт-клуба), сопровождавшихся торжественными ужинами.
Скорее всего, Вирен и Зейдлиц совпадали по политическим взглядам вполне «правого» толка. Во всяком случае трагическая кончина Вирена в 1917-м году (он был одним из первых адмиралов, растерзанных бунтовавшими матросами в ходе Февральской революции), в общем-то, свидетельствует не только о жесткости адмирала как администратора, но и о нелюбви Вирена ко всему, хоть чуть-чуть нелояльному к существовавшему «государственному порядку», за что ему матросы так страшно отомстили.
В первой половине 1908 года газета «Крымский вестник» практически ежедневно сообщала о высылке из Севастополя по распоряжению временного военного генерал-губернатора людей по причине их «политической неблагонадежности» – этот поток высылок, кстати, уменьшился в несколько раз с появлением в городе на том же посту контр-адмирала И.Ф. Бострема в июле 1908 года.
Бострем. Источник.
Понятно, что при таком объеме высылаемых Виреном их «политическая неблагонадежность» вряд ли тщательно расследовалась, и столь же очевидно, что информацию о том, кто является политически неблагонадежным, поставлял Вирену Зейдлиц – как руководитель той структуры, которая занималась вопросами неблагонадежности.
Итак, учитывая плотный, вероятно, ежедневный, контакт Зейдлица и Вирена по вопросам политической неблагонадежности, вызывает удивление тот факт, что Зейдлицу понадобилось больше месяца, чтобы сообщить Вирену о «полной политической неблагонадежности Максимова» (а как я уже писала, жандармы, хотя и открыли специальное дело 12 мая, вообще не занимались исследованием этого вопроса после обыска), а Вирену не потребовалось и суток для составления запроса в МВД.
Складывается впечатление, что Вирен (и, возможно, Зейдлиц) ждали определенной даты в середине июня, чтобы двинуть дело об удалении от должности Максимова дальше, хотя решение о том, что его нужно отстранить с позиции городского головы, было принято еще накануне обыска, в первых числах мая.
И эта дата – которую, вероятно, ждал Вирен, прежде чем отправить запрос в МВД о необходимости «окончательного удаления Максимова от должности» – могла быть связана с выборами в городскую думу. Именно с середины июня 1908 года оставался год до окончания срока легислатуры выбранного в июне 1905 года состава городского самоуправления, а по действовавшему законодательству в последний год до выборов в случае какого-либо изменения состава городской думы (включая должность городского головы) новые выборы не проводились.
Это означало, что с середины июня 1908 года до июня 1909 года обязанности городского головы будет исполнять тот человек, который их стал исполнять с момента отстранения Максимова от должности (т.е. с 5 мая 1908 года) – а именно его заместитель («заступающий место городского головы» в терминах начала ХХ века) Н.Ф. Ергопуло.
Н.Ф. Ергопуло. Источник.
Однако эта схема могла «работать», пока Севастополь находился на военном положении.
На начало лета 1908 года отмены военного положения в Севастополе не предполагалось, более того, сам Вирен в июне 1908 года уже знал, что в ближайшее время покинет город, так как должность, которую он занимал по Морскому министерству – главный командир Черноморского флота и портов – была упразднена, а на новую должность – начальника морских сил ЧФ – он назначение не получал, оставшись в результате реформы морских сил за штатом и уйдя в августе 1908 года в двухмесячный отпуск.
Тем не менее в отношении Максимова Вирен явно считал необходимым довести дело до конца.
О Ергопуло, который, судя по газете «Крымский вестник», как «исполняющий обязанности городского головы», постоянно появлялся на тех же чествованиях и торжественных ужинах, что и Вирен, произнося многословные речи, поговорим позднее.
Пока же стоит отметить, что представление Вирена в Министерство внутренних дел об «окончательном удалении Максимова от должности» нашло стремительную поддержку в Петербурге.
Но не в лице Департамента полиции, куда это представление поступило, но не вызвало никакой реакции, а в лице другого подразделения того же МВД – Главного управления по делам местного хозяйства и его руководителя С.Н. Гербеля.
***
Главное управление по делам местного хозяйства Министерства внутренних дел, как ясно из его названия, занималось вопросами местного хозяйства. То есть теми вопросами, которые находились в ведении органов городского самоуправления.
И по большому счету – это всё, что известно про данное ведомство.
Работ, посвященных его истории, нет. С архивом этого учреждения никто из историков не работал (исключением является книга К.И. Могилевского о Совете по делам местного хозяйства, который существовал при Главном управлении и занимался разработкой городской и земской реформы при Столыпине).
Вероятно, абсолютная неизвестность Главного управления по делам местного хозяйства поставила в тупик и севастопольского писателя А.М. Чикина, который называет это ведомство в своей книге о Максимове «Главным управлением МВД».
А обращение к архиву Главного управления по делам местного хозяйства МВД в Петербурге приводит к интересным выводам. Этот архив сохранил большое количество дел по кадровому составу городского самоуправления на территории всей Российской империи, в том числе – около 30 дел за 1906 – 1908 годы (другие годы я не смотрела) «о привлечении к ответственности городского головы такого-то (город, фамилия)» или «о наложении дисциплинарного взыскания», опять же на городских голов.
Это означает, что преследование деятелей городского самоуправления за проступки по должности было довольно частым явлением и не должно было вызывать особых проблем ни в формулировках, ни в процедуре.
Случай с Максимовым и здесь выглядит странным.
Его дело в архиве Главного управления по делам местного хозяйства называется «Об удалении от должности почетного гражданина А.А. Максимова (севастопольский городской голова)» - то есть название его должности почему-то переместилось в скобки в конец заголовка, как будто те, кто заводил дело, думали в первую очередь о цели своих действий – удалении Максимова от должности, а уже потом о формальностях. В то время как стандартным должно было быть примерно такое название – «О привлечении к ответственности севастопольского городского головы А.А. Максимова».
Само дело было уничтожено в советское время, поэтому его содержание придется реконструировать по документам архива Департамента полиции и ряда других государственных ведомств.
Интересно, что до 20-х чисел июня 1908 года Главное управление по делам местного хозяйства проявляло абсолютное равнодушие к переписке о Максимове – Департамент полиции пересылал туда и депешу Вирена о временном «устранении от должности севастопольского городского головы» от 5 мая, и донесение полковника Зейдлица с приложениями («Протокол осмотра» по обыску с документами по октябрю 1905 года») от 12 мая, однако только 23 июня из Главного управления в Департамент полиции поступило требование «срочно» передать «представление временного генерал-губернатора города Севастополя от 14 текущего июня за № 33 по делу об окончательном удалении от должности Севастопольского городского головы Максимова, а также имеющуюся в Департаменте переписку по настоящему делу, которая, по минованию надобности, будет возвращена обратно».
Через 4 дня, 27 июня 1908 года, из Главного управления в Департамент полиции прислали «копию справки о севастопольском городском голове Максимове, с копией положенной на ней начальником Главного управления резолюции о приказании господина министра внутренних дел составить представление в Совет министра об увольнении названного должностного лица, присовокупляя, что подлинная справка оставлена при делах Главного Управления».
Именно этот документ послужил основанием для категорического утверждения А.М. Чикина, что Максимов был уволен по распоряжению Столыпина от должности севастопольского городского головы. Однако это утверждение – ошибочно. История с отстранением Максимова от должности на этом документе отнюдь не закончилась, а по итогу – «окончательного удаления» Максимова от должности, тем более утвержденного Столыпиным, и вовсе не состоялось.
В действительности с этого документа снова начинаются несостыковки.
Из последующих документов дела «Таврическая губерния. Сведения по Севастополю. 1908 год» архива Департамента полиции ясно, что «подлинная справка», с которой руководитель Главного управления Гербель ходил к Столыпину, в действительности была справкой о Максимове, составленной в самом Департаменте полиции.
Итак, Главное управление 23 июня «срочно» запросило у Департамента всю имеющуюся переписку о Максимове, в этот же день получило требуемые документы, обязуясь при этом их вернуть, и действительно все документы вернуло – за исключением этой справки.
Более того, само Главное управление не собиралось объяснять, почему в возвращенных документах отсутствует справка Департамента полиции о Максимове, и потребовалось специальное «напоминание» Департамента о необходимости вернуть и справку. Именно в ответ на это «напоминание» Департамент полиции и получил «копию справки с копией положенной на ней резолюции» Гербеля о «приказании» Столыпина.
Жандармы Симферополя. Источник.
Получается, что справка о Максимове обладала ценностью для Главного управления только в «подлинном» виде – очевидно, не из-за ее содержания (тут можно было обойтись и копией), а из-за того текста, что был написан Гербелем о «приказании» Столыпина.
Следовательно, Главное управление собиралось использовать задокументированную таким образом позицию Столыпина для дальнейших действий, то есть, во-первых, для «представления в Совет министра об увольнении» Максимова, а, во-вторых, в качестве мотивировки для самого увольнения.
Однако не произошло ни первого, ни второго. Позиция Столыпина, зафиксированная на «подлинной справке» о Максимове Гербелем и известная нам только в виде отпечатанного текста на «копии», нигде в дальнейшем не фигурирует и не используется.
И это выглядит тем более странно, если учесть, что «записка» Главного управления в Совет министра внутренних дел «по делу об удалении Максимова от должности» представляет собой собрание отзывов разных лет о Максимове разных государственных служащих – члена Совета министра внутренних дел П.В. Неклюдова и директора Департамента полиции (не назван по имени, но речь идет о М.И. Трусевиче), а также военнослужащих – бывшего севастопольского градоначальника, контр-адмирала А.М. Спицкого, бывшего временного севастопольского генерал-губернатора вице-адмирала Н.И. Скрыдлова, текущего временного севастопольского генерал-губернатора контр-адмирала Вирена.
Казалось бы, раз необходимость удаления Максимова от должности обосновывается в том числе мнением о нем разных лиц, то наличие позиции министра внутренних дел по этому вопросу, тем более подтвержденное документально (в виде того самого «приказания», зафиксированного Гербелем на «подлинной справке») – самый лучший аргумент в данном вопросе для той инстанции, которая должна была принять решение, то есть для Совета министра внутренних дел.
Однако в «Записке по делу об удалении Максимова от должности» Столыпин не упоминается вообще.
Всё это наводит на мысль, что Главное управление не хотело показывать Департаменту полиции, что же было написано Гербелем о «приказании» Столыпина на «подлинной справке» о Максимове. Интересно, что на «копии справки» с «копией резолюции» Гербеля стоит только одна подпись – делопроизводителя, в то время как все другие документы из Главного управления содержат две подписи – вначале руководителя (а это был начальник Отдела городского хозяйства А. Немировский), а уже потом – делопроизводителя.
Резолюция Гербеля, известная Департаменту по «копии справки», которая вроде как отражает «вердикт» Столыпина по Максимову, в действительности воспроизводит позицию Вирена («удаление от должности», т.е. увольнение), в то время как из перспективы МВД приказание министра должно было содержать формулировки, стандартные для этого государственного ведомства («привлечение к ответственности», «наложение дисциплинарного взыскания»).
Однако был ли Столыпин солидарен с мнением Вирена? Месяцем ранее, в конце мая 1908 года – очевидно, нет.
Еще один важный нюанс. Внесение вопроса в Совет министра внутренних дел соответствовало законодательству – Городовому положению 1892 года, которое относило вопросы дисциплинарных взысканий (в том числе – удаление от должностей деятелей городского самоуправления) к компетенции этого вспомогательного ведомства внутри МВД.
Однако если бы при докладе Столыпину Гербель согласовал вопрос об отстранении Максимова от должности, то, очевидно, была бы согласована и мотивировка – на основании каких имеющихся данных севастопольский городской голова должен быть уволен.
Вместо этого записка, представленная Главным управлением в Совет министра внутренних дел спустя неделю, 4 июля 1908 года, по сути, «обнуляла» всю предшествующую переписку, т.к. доказательная база Главного управления о «политической неблагонадежности» севастопольского городского головы была абсолютно новой.
Во-первых, «Записка по делу об удалении от должности севастопольского городского головы А.А. Максимова» по непонятным причинам вообще не содержит ту документальную базу, с которой Столыпин, очевидно, должен был знакомиться после докладной записки самого Максимова, а именно – материалы обыска, присланные в Департамент полиции Зейдлицем, справки о Максимове, составленные в самом Департаменте. Однако про то, что у севастопольского городского головы был обыск, в «Записке», на основании которых его и отстранили от должности, не говорится ни слова – а всего лишь сообщается, что 5 мая Вирен счел необходимым «отстранить» Максимова от должности «временно», а 20 июня – «окончательно».
Итак, мотивация временного севастопольского генерал-губернатора в записке не оговаривается, зато общий вывод отсылает именно к позиции Вирена:
«Тем более необходимо было бы окончательное удаление Максимова от занимаемой им должности в настоящее время, когда севастопольский временный генерал-губернатор счел себя вынужденным устранить его от должности городского головы на все время военного положения в Севастополе».
Севастополь. Общий вид 1909 год. Источник
Во-вторых, «Записка» отражает явно «правые» взгляды своих составителей, а Столыпин – по всему, что известно о фигуре премьер-министра – был далек от поддержки черносотенства. В «Записке» же бросается в глаза типичный для черносотенства «антисемитский» выпад: Максимов, оказывается, «во всех делах» управляется «своим поверенным Усовым (негласный редактор еврейской газеты «Крымский вестник»)».
При этом главная причина, по которой Максимов не может оставаться севастопольским городским головой, согласно «Записке» – это его «кадетские взгляды» (речь идет о крупнейшей либеральной партии того времени). Информация о кадетских симпатиях Максимова была получена в Главном управлении из Департамента полиции в марте 1907 года:
«…согласно полученным в Департаменте полиции сведениям, Максимов по своим политическим воззрениям принадлежит к конституционно-демократической партии, но случаи открытого заявления им о принадлежности к какой-либо партии неизвестны. Вращаясь, по должности городского головы, среди членов разных партий, он, для сохранения этой должности, иногда приближается по воззрениям то к правой, то к левой партии и имеет сношения, во всяком случае не тесные, с местными интеллигентными социалистами.
Вместе с тем д.с.с. Трусевич (директор Департамента полиции – Л.У.) высказал, что удаление Максимова от должности городского головы едва ли желательно, т.к. можно предполагать, что на его место будет выбрано лицо более левого направления».
Однако Главное управление тут же спорит с приведенным мнением директора Департамента, сообщая свою позицию в результирующей части «Записки»:
«Главное управление находит, что имеющимися в распоряжении Министерства внутренних дел данными достаточно устанавливается, что севастопольский городской голова Максимов по своим политическим воззрениям принадлежит к конституционно-демократической партии и, как удостоверил директор Департамента полиции, имеет сношения, хотя и не тесные, с местными интеллигентными социалистами.
А так как конституционно-демократическая партия относится к числу недозволенных, то уже одно это обстоятельство, по смыслу определения Правительствующего Сената от 30 марта 1908 г. …, было бы достаточно для устранения Максимова от должности городского головы в Севастополе, где по особым политическим условиям нахождение во главе городского управления лица вполне благонадежного представляется особенно необходимым».
Таким образом, вместо обвинения Максимова в его деятельности в октябре 1905 года (позиция Зейдлица и Вирена), Главное управление предлагало считать недопустимыми ВЗГЛЯДЫ севастопольского городского головы.
Эта формулировка, конечно, является принципиально важной для понимания того, как власть предержащие в Российской империи видели границы допустимого, в первую очередь, того вопроса, могут ли взгляды человека, то есть сугубо частное дело гражданина в правовом государстве, являться основанием для его нахождении не только внутри системы (госслужащий), но и на выборных должностях в самоуправлении.
В этом плане показательна резолюция Совета министра внутренних дел от 28 июля 1908 года по поводу Записки Главного управления о Максимове:
«Сообщенные Департаментом полиции сведения о неблагонадежности севастопольского городского головы Максимова являются крайне недостаточными для удаления его от должности; при этом самим Департаментом высказан взгляд о нежелательности такого исхода. С другой стороны, не имеется никаких указаний на то, чтобы от Максимова было истребовано какое-либо объяснение, и чтобы вопрос об ответственности его обсуждался в местном по городским делам присутствии».
Получается, что на Совет министра внутренних дел информация о «кадетских» взглядах Максимова не произвела впечатления, а доказательства его «политической неблагонадежности» были названы «крайне недостаточными». И в качестве «вишенки на торте» – Главное управление было обвинено в нарушении процедуры, формально-правовых моментов.
И здесь в очередной раз «дело Максимова» проявило тот раскол внутри государственного аппарата, в том числе в его самых верхах, о котором шла речь в начале статьи – когда с одной стороны были высокопоставленные чиновники, разделявшие правые представления, в том числе о «еврейском заговоре» как движущей силе революции в России, и при этом настаивавшие на недопустимости нахождения внутри системы всех тех, кто придерживался более «левых» взглядов, а с другой стороны – бюрократы, полагавшие, что оппозиционные убеждения общественных деятелей – это их частное дело, в которое государство вмешиваться не имеет права.
Гербель был среди первых, а вот среди вторых – Департамент полиции и, очевидно, товарищ министра внутренних дел, чья подпись стоит главной на решении Совета министра по Максимову – «вернуть дело в Главное управление по делам местного хозяйства для предоставления дополнительных сведений». А это была подпись С.Е. Крыжановского – «правой руки» Столыпина, автора ключевых законопроектов столыпинского времени, фигуры, по отзывам некоторых историков, даже более крупной, чем сам Столыпин, и уж, во всяком случае, административно гораздо более весомой, чем Гербель.
Стало ли заниматься сбором дополнительных сведений Главное управление? Судя по всему – нет.
Спустя три недели, 21 августа 1908 года, Столыпин написал «утверждаю» на этом решении Совета министра внутренних дел. Это означало, что Максимов оставался «временно отстраненным от должности городского головы Севастополя» – пока город находится на военном положении.
Неизвестно, как развивалось бы это дело дальше.
Но грустная ирония истории состоит в том, что Столыпин утвердил решение Совета министра внутренних дел на следующий день после смерти Максимова, внезапно случившейся 20 августа 1908 года (это случайное совпадение в датах, т.к. в МВД информация о смерти Максимова пришла только 23 августа).
А.М. Чикин настаивал в своих работах, что Максимов был крайне подавлен отстранением от должности, однако газета «Крымский вестник» сообщала, что смерть была неожиданной для всех – еще накануне Максимов гулял на Приморском бульваре, и его знакомые знали, что он собирается в Петербург «по своим делам». Чикин был уверен, что под «делом» имеется в виду отстранение от должности городского головы, но с той же долей вероятности можно предположить иное – Максимов собирался в столицу по делам своего нового предприятия.
Севастополь, Приморский бульвар, 1910 г. Источник https://pastvu.com/
Полковник Зейдлиц, сообщая о смерти Максимова в Петербург, в телеграммах и в Корпус жандармов, и в Департамент полиции написал, что умер «бывший севастопольский городской голова». Характерна приписка карандашом, сделанная на телеграмме, поступившей в Корпус жандармов, видимо, его руководителем бароном Ф.Ф. Таубе, еще одним «симпатизантом», как и сам Зейдлиц, Союза русского народа: «Одним революционером меньше».
Департамент полиции оставил телеграмму Зейдлица без ответа.
Однако если для Зейдлица Максимов был «бывшим городским головой», что не соответствовало формальному положению вещей, то севастопольский градоначальник Мореншильдт был более точен в формулировках, сообщая в Главное управление по делам местного хозяйства:
«20 августа в 8 часов утра скончался устраненный от должности распоряжением генерал-губернатора на время военного положения севастопольский городской голова потомственный почетный гражданин А.А. Максимов».
Именно в таком качестве и хоронили Максимова – как «севастопольского городского голову». Так он называется во всех поминальных материалах «Крымского вестника». И только со дня смерти Максимова городская газета стала называть Ергопуло не «исправляющим должность городского головы», а просто – городским головой.
В этом статусе Ергопуло пробыл до июня 1909 года, когда он был избран городским головой Севастополя на следующее 4-летие.
Однако то дело, с которым было связано главное достижение Ергопуло как городского головы – а именно заключение крайне выгодного для городской думы (в виде 30% скидки от общего тарифа) контракта с «Бельгийским анонимным обществом трамваев и освещения» на электрическое освещение всего Севастополя – было начато им не летом 1909 года, а весной 1908-го.
В то время, когда Максимов внес в городскую думу собственный проект электрического освещения Севастополя – посредством создания прибыльного городского предприятия. В конце апреля 1908 года Максимов предложил городской думе отказаться от заключения договора с бельгийцами на электрическое освещение города.
Спустя пару дней к нему пришли с обыском жандармы.
7 мая 1908 года проект Максимова по созданию городской электростанции был опубликован в «Крымском вестнике» – в тот же день, что и информация об отстранении городского головы от должности распоряжением Вирена.
«Крымский вестник» 1910 г . ru.bidspirit.com
Продолжение следует