«Белые пятна» истории последних дней обороны Севастополя
3 июля – день официального окончания обороны Севастополя в годы Великой Отечественной войны.
В 2021 году, кроме 79-летия этого события, в этот день исполняется 10 лет с момента открытия Пантеона памяти в Музее 35-й береговой батареи – места, которое никого не оставляет равнодушным.
Места, где кропотливо собираются имена людей, защищавших обширный участок территории (Маячный полуостров с аэродромом), на входе в который располагалась 35-я ББ, в конце июня – начале июля 1942 года. Людей, которые продолжали сражаться вплоть до середины месяца, несмотря на эвакуацию командующего состава на «Большую землю» еще 1 июля, а также отсутствие боеприпасов, вооружения, медицинской помощи, еды и пресной воды.
По подсчетам военных историков (в первую очередь, И.С. Маношина), на этом небольшом кусочке земли, ставшем последним рубежом обороны Севастополя, тогда скопилось около 80 тысяч людей, «в том числе боевого и тылового состава 42686 человек, раненых 36555 человек».
Из них было эвакуировано около 4 тысяч, попало в плен около 30 тысяч, остальные погибли либо в боях в прибрежных скалах (в том числе – при расстрелах немцами с катеров людей, укрывшихся в пещерах), либо от ран, отсутствия воды и пищи, либо при попытках доплыть до немногочисленных транспортных средств эвакуации или уйти в горы к партизанам.
10 лет назад при открытии Пантеона в память обо всех этих людях в нем содержалось 27 тысяч имен, сегодня – 43 тысячи, и работа по выявлению имен продолжается.
Причем эта работа значима не только тем, что в результате словно материализуется память о безвестных людях для всех посетителей музея, заставляя плакать в Пантеоне даже мужчин.
И не только тем, что таким образом происходит расширение наших знаний о героически-трагических страницах нашего прошлого.
Но и тем, что перед нами, по сути – методологическая новация с научно-исторической точки зрения.
До Музея 35-й Береговой батареи никто не пробовал методологически выделить из всей эпопеи обороны Севастополя в годы ВОВ именно последние дни защиты города – а согласно подходу, заявленному музеем, они собирают воедино информацию обо всех, кто находился на этой территории на хронологическом отрезке с конца июня 1942 года и до того момента, когда немцы в середине июля вывели из-под скал и из самой разрушенной батареи последних защитников города.
Между тем, полноценное исследование истории трагического завершения обороны Севастополя только и возможно в случае выделения этой темы в качестве отдельного сюжета. По той простой причине, что этот сюжет принципиально отличается от истории всей предшествующей обороны города источниковой базой, причем по всем параметрам – и по методам сбора источников, и по их типам, и по способам их анализа.
Как известно, существуют источники официального происхождения (в случае с ВОВ – приказы Ставки, штабов, распоряжения командующего состава, доклады и отчеты о проведенных операциях и т.п.), а есть источники личного происхождения (дневники, письма, воспоминания).
Исследование 250-ти дневной обороны Севастополя может основываться – да и основывается – на сочетании и сравнительном анализе обоих типов источников.
Однако в отношении последних дней обороны такой сравнительный анализ физически невозможен. Ведь официальная документация становится весьма фрагментарной после эвакуации из Севастополя, с 35 ББ, командования – эвакуации, состоявшейся, как известно, по инициативе командующего ЧФ и руководителя СОРа Ф.С. Октябрьского в ночь с 30 июня на 1 июля.
После этого события официальное общение оставленного на месте в качестве руководителя обороны командира 109-й стрелковой дивизии генерал-майора П.Г. Новикова и его подчиненных с «центром» сводилось к переписке об эвакуации и точечному информированию о дислокации отдельных воинских групп. Очевидно, что этот источник не покрывает даже малой доли происходившего в начале июля в районе 35-й береговой батареи, куда в эти дни со всего города стекались военные и гражданские лица.
Именно к такому выводу можно прийти при изучении наиболее важных работ по этой теме:
книги «Героическая оборона Севастополя» (М., 1969) авторского коллектива советских историков под руководством Г.И. Ванеева,
книги военного историка А.В. Басова «Крым в Великой отечественной войне, 1941 – 1945» (М., 1987),
подробнейшего исследования с привлечением немецких архивов уральских историков О.И. Нуждина, С.В. Рузаева «Севастополь в июне 1942 года: хроника осажденного города» (Екатеринбург, 2013),
и, конечно, книги И.С. Маношина «Героическая трагедия. О последних днях обороны Севастополя» (Симферополь, 2001).
С момента же эвакуации с 35-й батареи в ночь со 2 на 3 июля самого Новикова и тех, кто смог уплыть с ним (этот катер, как известно, попал в плен, Новиков погиб в плену в 1944 году) очевидным образом исчезает как источник даже эта фрагментарная переписка. Однако не исчезают те почти 80 тысяч, находившихся в конце июня – начале июля на Маячном полуострове.
Конечно, источники, оставшиеся от них, тоже являются фрагментарными, не раскрывающими ни личные судьбы тысяч людей, ни событийный ряд последних дней обороны города, как до эвакуации командования, так и после нее.
Тем не менее при системном подходе эти источники, скорее всего, позволят сложить из отдельных кусочков полноценный пазл под названием «Последние дни обороны Севастополя».
На текущий же момент, скорее, можно поставить вопросы к методике сбора этого пазла, чем дать готовые ответы, и сформулировать основные направления анализа, но, как часто говорят, постановка задач исследования – это практически половина дела.
***
Фрагментарность источников, введенных на сегодня в научный оборот, лучше всего продемонстрировать на примере базовой книги по теме, а именно – книги И.С. Маношина «Героическая трагедия. О последних днях обороны Севастополя 29 июня – 12 июля 1942 г.», ставшей результатом работы целой научно-исследовательской группы и вышедшей в Симферополе в 2001 году.
В этом исследовании впервые комплексно анализируются события, происходившие на 35-й Береговой батарее в конце июня – начале июля 1942 года, на основании привлечения разных видов источников, как официальной документации, так и воспоминаний участников событий.
При этом Маношин также впервые из всех историков обращается к неопубликованным мемуарам, хранящимся в разных архивах, во-первых, а, во-вторых, использует воспоминания ветеранов, записанные им самим на протяжении 1980 – 1990-х годов. Цитируются в книге Маношина и опубликованные еще в советское время воспоминания участников событий.
Понятно, что в первом исследовании по теме никогда невозможно схватить все тонкости и нюансы. Тем интереснее вопросы, на которые наводит изложенный автором материал. Вот – некоторые из этих вопросов.
Во-первых, в книге эпизодически цитируются «отчеты» и «показания», написанные сразу после эвакуации теми военными, кто смог уехать с 35-й батареи, и хранящиеся в Центральном военно-морском архиве (ЦВМА) и Центральном архиве Министерства обороны (ЦА МО) РФ. Это означает, что такие отчеты и показания – были. Однако:
- Сколько их было?
- Кто их авторы?
- Кому они были адресованы?
- Чем отличаются между собой «отчеты» и «показания» - термины ли это источников или это термины автора книги и речь идет об одном типе источников?
- В чем совпадает между собой, а в чем отличается информация, содержащаяся в этих документах?
Во-вторых, в других местах книги цитируются отчеты авторства П.Ф. Горпищенко, Е.И. Жидилова, А.Г. Васильева, Н.В. Благовещенского, хранящиеся в Центральном военно-морском архиве. И здесь тоже возникают вопросы, например:
- Это те же отчеты, о которых автор пишет без указания имен?
- Как соотносятся эти отчеты с последующими воспоминаниями, как опубликованными в советское время, так и хранящимися в архивах, как этих четырех людей, так и других?
Особенно интересно прочитать отчеты Жидилова – ведь в 1960 году вышли его воспоминания «Мы отстаивали Севастополь», значит, можно сравнить два разновременных источника, созданных одним человеком, но в разных исторических условиях и с разными задачами.
В-третьих, в книге несколько раз цитируются материалы военно-исторической конференции 1961 года. На этой конференции, сообщается в книге, те военные, которые выжили после пленения на 35-й батарее, впервые стали рассказывать о судьбах людей, оставшихся без эвакуации, и задавать вопросы Октябрьскому, также выступавшему на этом мероприятии, о причинах его скоропалительного отъезда из Севастополя в ночь на 1 июля 1942 года.
Однако и этот источниковый комплекс цитируется автором мимоходом, оставляя многочисленные вопросы:
- Сколько всего было выступавших на конференции, в связи с чем она проходила, как использовались ее материалы в дальнейшем в советское и постсоветское время?
- Кто еще из присутствовавших на конференции, кроме обильно цитируемых автором книги Д.И. Пискунова и И.Ф. Хомича, (а на конференции присутствовало около 800 ветеранов), относился к той категории людей, которые попали в те дни в Севастополе в плен, а кто – к той категории, которые были эвакуированы? Как эти люди между собой взаимодействовали на конференции, что говорили друг другу?
- В каком процентном соотношении находились и те, и другие к общему количеству докладчиков конференции и просто присутствовавших на ней?
- Есть ли воспоминания о последних днях обороны тех, кто присутствовал на конференции, и если да – то где они хранятся?
- Почему автор цитирует в своей книге доклад Хомича с этой конференции, но игнорирует его же воспоминания, опубликованные двумя годами ранее, в 1959 году? Чем отличаются, и в чем совпадают между собой эти источники?
В-четвертых, можно ли связать произошедший на этой конференции конфликт между теми, кто был среди 80-ти тысяч на Маячном полуострове в июле 1942 года, и Октябрьским, с тем фактом, что в 1959 году буквально друг за другом вышли из печати патетические воспоминания об обороне Севастополя (например, Б. Борисова, А. Евсеева, С.Н. Максимова), в которых ни словом не упоминалось о том, как выглядели в действительности последние дни обороны, сколько людей было оставлено в районе 35-й ББ, и какова была их дальнейшая судьба?
Интересным представляется и сам факт публикации нескольких воспоминаний об обороне Севастополя именно в 1959 году (ни до, ни после такого не было, все воспоминания вышли в разные года), и этот факт было бы любопытно проанализировать сам по себе.
В-пятых, интересна и первая ссылка в книге Маношина – на «Воспоминания участников обороны Севастополя 1941–42 гг. последних дней» из фонда Музея Черноморского флота. Однако и у Маношина, и в других работах, где цитируются воспоминания из этого фонда, отсутствует какое-либо количественное и качественное описание этого источникового комплекса (также как и воспоминаний из Госархива Крыма). А важно было бы понять:
- Сколько всего воспоминаний в этом фонде? Насколько массовый это источник?
- Когда, кем и с какой целью были собраны эти воспоминания, например, задавались ли людям вопросы (то есть это воспоминания в жанре беседы или люди писали сами то, что хотели)?
- Ссылаются ли эти люди на опубликованные воспоминания об обороне Севастополя советского времени, критикуют ли их или же перед нами две параллельные реальности: одна – публичная, другая – скрытая, которые никак между собой не пересекаются?
- Есть ли в этом комплексе мемуаров следы цензуры, аберраций и провалов в памяти, ошибки, противоречия, несостыковки друг с другом?
- Как соотносятся эти воспоминания между собой по одним и тем же событиям, а также с тем, что звучало на конференции 1961 года?
- Это те же воспоминания, что цитируются в другом месте книги под названием «Сборник воспоминаний участников обороны Севастополя», собранный В.И. Мищенко, и хранящийся в том же музее Черноморского флота?
Вопросы можно множить, но, думается, уже понятно, что даже самая полная на текущий момент книга по истории последних дней обороны Севастополя – по большому счету, только задел по данной теме.
Причем задел, до сих пор остающийся непревзойденным. Ведь в более поздних крупных исследованиях по истории обороны Севастополя в годы ВОВ, - как, например, в уже упоминавшейся очень скрупулёзной книге 2013 года Нуждина и Рузаева или в только что вышедшей фундаментальной обобщающей монографии «История Севастополя», работа Маношина цитируется как основной первоисточник по последним дням обороны города.
Благодаря Маношину, а затем – непрерывной научно-исследовательской и популяризаторской деятельности Музея 35-й ББ, «героическая трагедия» тех дней уже стала достоянием и научной литературы, и широких масс населения. Однако до полного раскрытия темы еще далеко, и это не в последнюю очередь связано с тем, что Маношин – по объективным причинам – использовал далеко не все имеющиеся источники.
***
В 2013 году на Первом телеканале был показан фильм «Протоколы войны». В этом фильме широкой общественности впервые были представлены материалы, известные до этого только узкому кругу специалистов по советской исторической науке, а именно – материалы так называемой «комиссии Минца».
Это была комиссия, созданная профессиональными историками из профессиональных же историков в конце 1941 года для сбора свидетельств участников войны.
С одной стороны, руководитель комиссии известный советский историк И.И. Минц был озабочен чисто научными целями (создать огромный массив устных источников по истории войны), с другой стороны, комиссия имела и явный налет официоза, так как создавалась по согласованию с партийными структурами и ими курировалась.
К опросу военных по всем армиям Советского Союза, как рядовых, так и командного состава, было привлечено большое количество историков, а также писателей, которые по задумке Минца должны были прямо в ходе войны писать книги по материалам комиссии для массового читателя.
Деятельность комиссии не смогла приобрети такой размах, как планировал ее организатор, после войны она была распущена, а сам Минц в разгар «борьбы с космополитизмом» был вынужден уйти с руководящих административных постов в исторической науке.
Материалы же комиссии были частично уничтожены, однако и сохранившаяся их часть впечатляет своим объемом – это 17 тысяч дел. В советское время архив комиссии был засекречен, находясь в составе архива Института истории Академии наук СССР, но и в пост-советское время к нему обратились далеко не сразу, по сути – только в 2010-е годы.
Понятно, что интервью и воспоминания, собранные комиссией в тех условиях, в которых она находилась, не отличаются объективностью, однако их ценность в том, что это – самые ранние источники по событиям ВОВ, наиболее близко стоящие к происходившим в годы войны событиям.
Учитывая же, что значительная часть интервью сохранилась в первоначальном, необработанном, неотредактированном и неотшлифованном виде, то их ценность может оказаться гораздо выше значения мемуаров, писавшихся людьми через 10 – 15 лет после войны, как «в стол», так и тем более – для публикации.
Специальный раздел материалов, собранных комиссией, называется «Оборона городов». В этом разделе хранится 106 дел по обороне Севастополя, в том числе – беседа с Ф.С. Октябрьским марта 1943 года, переписка Минца с руководителем Приморской армии и заместителем Октябрьского по СОРу генералом И.Е. Петровым. По количеству дел оборона Севастополя занимает второе место в архиве комиссии после обороны Сталинграда, опережая даже битву под Москвой (а для описания именно этой битвы изначально создавалась комиссия) и блокаду Ленинграда.
Содержание этих дел на данный момент неизвестно, коллектив Института российской истории РАН только готовит к печати соответствующий сборник документов, поэтому и в случае с архивом комиссии Минца в отношении последних дней обороны Севастополя многие вопросы остаются открытыми. Например:
- Сколько интервью по Севастополю в архиве комиссии относится к периоду после сдачи города, сколько – к периоду после освобождения?
- Какой процент занимают интервью с комсоставом, какой процент – интервью рядовых?
- Как вообще структурированы дела (одно дело – одно интервью?)?
- Каков объем дел?
- Как описывают события оставления Севастополя интервьюируемые, то есть те, кто, очевидно, смог эвакуироваться? Упоминают ли они тех, кто остался на последнем рубеже обороны в районе 35-й ББ, и если да, то в каком контексте? Возлагают ли вину на руководство за отсутствие организованной эвакуации, сводят ли заочные счеты друг с другом и т.п.?
Все эти вопросы – ориентировочны. Однако даже если окажется, что материалы комиссии Минца неинформативны для изучения последних дней обороны Севастополя, то даже само по себе это умолчание станет интересным историческим фактом.
***
Есть еще два важных комплекса воспоминаний, нуждающихся в сравнительно-сопоставительном анализе. Речь идет, во-первых, о воспоминаниях, опубликованных в советское время, а, во-вторых, о многочисленных воспоминаниях, собранных коллективом Музея 35-й береговой батареи во второй половине 2000-х – 2010-е годы.
Навскидку пробежавшись по опубликованным мемуарам 1950 – 1980-х годов, могу утверждать, что они сильно отличаются друг от друга по качеству и достоверности излагаемого материала.
Если одни воспоминания (Б. Борисов, А. Евсеев, С.Н. Максимов, К.И. Воронин, сборник воспоминаний «Огненные дни войны», работа советских историков под руководством Г.И. Ванеева «Героическая оборона Севастополя»,) патетически повествуют о «войсках, героически прикрывавших эвакуацию», а потом «прорвавшихся к партизанам и ушедшим в горы», то в других мемуарах (И.Хомич, который попал в плен в те дни) вполне откровенно с болью пишется о том, что на Маячном полуострове были оставлены люди, а часть комсостава сопротивлялась эвакуации (Е.И. Жидилов, который был в числе эвакуированных).
Воспоминания же 2000 – 2010-х годов, хранящиеся в Музее 35-й Береговой батареи, как самый поздний комплекс мемуаров, скорее всего, с одной стороны, отличаются погрешностями памяти их авторов, а с другой – в наибольшей степени отражают «правду» тех людей, кто был среди 80-ти тысяч, оказавшихся предоставленными самим себе на последнем рубеже обороны города.
Так или иначе все комплексы источников по последним дням обороны Севастополя нуждаются в подробном источниковедческом описании, а также системном сравнительно-сопоставительном анализе, причем как внутри каждого комплекса, так и между собой. И количественно, и качественно, и хронологически, и поименно, и фактологически.
Работы здесь – непочатый край, и благодаря существованию Музея 35-й Бб можно надеяться, что эта тема сможет получить то полноценное раскрытие, которого она достойна.
И это тоже будет данью памяти тем людям, которые вопреки фатальной воле истории оживают в Пантеоне Музея 35-й ББ на протяжении нескольких минут, отведенных для пребывания там экскурсионным группам.
Любовь Ульянова
В 2021 году, кроме 79-летия этого события, в этот день исполняется 10 лет с момента открытия Пантеона памяти в Музее 35-й береговой батареи – места, которое никого не оставляет равнодушным.
Места, где кропотливо собираются имена людей, защищавших обширный участок территории (Маячный полуостров с аэродромом), на входе в который располагалась 35-я ББ, в конце июня – начале июля 1942 года. Людей, которые продолжали сражаться вплоть до середины месяца, несмотря на эвакуацию командующего состава на «Большую землю» еще 1 июля, а также отсутствие боеприпасов, вооружения, медицинской помощи, еды и пресной воды.
По подсчетам военных историков (в первую очередь, И.С. Маношина), на этом небольшом кусочке земли, ставшем последним рубежом обороны Севастополя, тогда скопилось около 80 тысяч людей, «в том числе боевого и тылового состава 42686 человек, раненых 36555 человек».
Из них было эвакуировано около 4 тысяч, попало в плен около 30 тысяч, остальные погибли либо в боях в прибрежных скалах (в том числе – при расстрелах немцами с катеров людей, укрывшихся в пещерах), либо от ран, отсутствия воды и пищи, либо при попытках доплыть до немногочисленных транспортных средств эвакуации или уйти в горы к партизанам.
10 лет назад при открытии Пантеона в память обо всех этих людях в нем содержалось 27 тысяч имен, сегодня – 43 тысячи, и работа по выявлению имен продолжается.
Причем эта работа значима не только тем, что в результате словно материализуется память о безвестных людях для всех посетителей музея, заставляя плакать в Пантеоне даже мужчин.
И не только тем, что таким образом происходит расширение наших знаний о героически-трагических страницах нашего прошлого.
Но и тем, что перед нами, по сути – методологическая новация с научно-исторической точки зрения.
До Музея 35-й Береговой батареи никто не пробовал методологически выделить из всей эпопеи обороны Севастополя в годы ВОВ именно последние дни защиты города – а согласно подходу, заявленному музеем, они собирают воедино информацию обо всех, кто находился на этой территории на хронологическом отрезке с конца июня 1942 года и до того момента, когда немцы в середине июля вывели из-под скал и из самой разрушенной батареи последних защитников города.
Между тем, полноценное исследование истории трагического завершения обороны Севастополя только и возможно в случае выделения этой темы в качестве отдельного сюжета. По той простой причине, что этот сюжет принципиально отличается от истории всей предшествующей обороны города источниковой базой, причем по всем параметрам – и по методам сбора источников, и по их типам, и по способам их анализа.
Как известно, существуют источники официального происхождения (в случае с ВОВ – приказы Ставки, штабов, распоряжения командующего состава, доклады и отчеты о проведенных операциях и т.п.), а есть источники личного происхождения (дневники, письма, воспоминания).
Исследование 250-ти дневной обороны Севастополя может основываться – да и основывается – на сочетании и сравнительном анализе обоих типов источников.
Однако в отношении последних дней обороны такой сравнительный анализ физически невозможен. Ведь официальная документация становится весьма фрагментарной после эвакуации из Севастополя, с 35 ББ, командования – эвакуации, состоявшейся, как известно, по инициативе командующего ЧФ и руководителя СОРа Ф.С. Октябрьского в ночь с 30 июня на 1 июля.
После этого события официальное общение оставленного на месте в качестве руководителя обороны командира 109-й стрелковой дивизии генерал-майора П.Г. Новикова и его подчиненных с «центром» сводилось к переписке об эвакуации и точечному информированию о дислокации отдельных воинских групп. Очевидно, что этот источник не покрывает даже малой доли происходившего в начале июля в районе 35-й береговой батареи, куда в эти дни со всего города стекались военные и гражданские лица.
Именно к такому выводу можно прийти при изучении наиболее важных работ по этой теме:
книги «Героическая оборона Севастополя» (М., 1969) авторского коллектива советских историков под руководством Г.И. Ванеева,
книги военного историка А.В. Басова «Крым в Великой отечественной войне, 1941 – 1945» (М., 1987),
подробнейшего исследования с привлечением немецких архивов уральских историков О.И. Нуждина, С.В. Рузаева «Севастополь в июне 1942 года: хроника осажденного города» (Екатеринбург, 2013),
и, конечно, книги И.С. Маношина «Героическая трагедия. О последних днях обороны Севастополя» (Симферополь, 2001).
С момента же эвакуации с 35-й батареи в ночь со 2 на 3 июля самого Новикова и тех, кто смог уплыть с ним (этот катер, как известно, попал в плен, Новиков погиб в плену в 1944 году) очевидным образом исчезает как источник даже эта фрагментарная переписка. Однако не исчезают те почти 80 тысяч, находившихся в конце июня – начале июля на Маячном полуострове.
Конечно, источники, оставшиеся от них, тоже являются фрагментарными, не раскрывающими ни личные судьбы тысяч людей, ни событийный ряд последних дней обороны города, как до эвакуации командования, так и после нее.
Тем не менее при системном подходе эти источники, скорее всего, позволят сложить из отдельных кусочков полноценный пазл под названием «Последние дни обороны Севастополя».
На текущий же момент, скорее, можно поставить вопросы к методике сбора этого пазла, чем дать готовые ответы, и сформулировать основные направления анализа, но, как часто говорят, постановка задач исследования – это практически половина дела.
***
Фрагментарность источников, введенных на сегодня в научный оборот, лучше всего продемонстрировать на примере базовой книги по теме, а именно – книги И.С. Маношина «Героическая трагедия. О последних днях обороны Севастополя 29 июня – 12 июля 1942 г.», ставшей результатом работы целой научно-исследовательской группы и вышедшей в Симферополе в 2001 году.
В этом исследовании впервые комплексно анализируются события, происходившие на 35-й Береговой батарее в конце июня – начале июля 1942 года, на основании привлечения разных видов источников, как официальной документации, так и воспоминаний участников событий.
При этом Маношин также впервые из всех историков обращается к неопубликованным мемуарам, хранящимся в разных архивах, во-первых, а, во-вторых, использует воспоминания ветеранов, записанные им самим на протяжении 1980 – 1990-х годов. Цитируются в книге Маношина и опубликованные еще в советское время воспоминания участников событий.
Понятно, что в первом исследовании по теме никогда невозможно схватить все тонкости и нюансы. Тем интереснее вопросы, на которые наводит изложенный автором материал. Вот – некоторые из этих вопросов.
Во-первых, в книге эпизодически цитируются «отчеты» и «показания», написанные сразу после эвакуации теми военными, кто смог уехать с 35-й батареи, и хранящиеся в Центральном военно-морском архиве (ЦВМА) и Центральном архиве Министерства обороны (ЦА МО) РФ. Это означает, что такие отчеты и показания – были. Однако:
- Сколько их было?
- Кто их авторы?
- Кому они были адресованы?
- Чем отличаются между собой «отчеты» и «показания» - термины ли это источников или это термины автора книги и речь идет об одном типе источников?
- В чем совпадает между собой, а в чем отличается информация, содержащаяся в этих документах?
Во-вторых, в других местах книги цитируются отчеты авторства П.Ф. Горпищенко, Е.И. Жидилова, А.Г. Васильева, Н.В. Благовещенского, хранящиеся в Центральном военно-морском архиве. И здесь тоже возникают вопросы, например:
- Это те же отчеты, о которых автор пишет без указания имен?
- Как соотносятся эти отчеты с последующими воспоминаниями, как опубликованными в советское время, так и хранящимися в архивах, как этих четырех людей, так и других?
Особенно интересно прочитать отчеты Жидилова – ведь в 1960 году вышли его воспоминания «Мы отстаивали Севастополь», значит, можно сравнить два разновременных источника, созданных одним человеком, но в разных исторических условиях и с разными задачами.
В-третьих, в книге несколько раз цитируются материалы военно-исторической конференции 1961 года. На этой конференции, сообщается в книге, те военные, которые выжили после пленения на 35-й батарее, впервые стали рассказывать о судьбах людей, оставшихся без эвакуации, и задавать вопросы Октябрьскому, также выступавшему на этом мероприятии, о причинах его скоропалительного отъезда из Севастополя в ночь на 1 июля 1942 года.
Однако и этот источниковый комплекс цитируется автором мимоходом, оставляя многочисленные вопросы:
- Сколько всего было выступавших на конференции, в связи с чем она проходила, как использовались ее материалы в дальнейшем в советское и постсоветское время?
- Кто еще из присутствовавших на конференции, кроме обильно цитируемых автором книги Д.И. Пискунова и И.Ф. Хомича, (а на конференции присутствовало около 800 ветеранов), относился к той категории людей, которые попали в те дни в Севастополе в плен, а кто – к той категории, которые были эвакуированы? Как эти люди между собой взаимодействовали на конференции, что говорили друг другу?
- В каком процентном соотношении находились и те, и другие к общему количеству докладчиков конференции и просто присутствовавших на ней?
- Есть ли воспоминания о последних днях обороны тех, кто присутствовал на конференции, и если да – то где они хранятся?
- Почему автор цитирует в своей книге доклад Хомича с этой конференции, но игнорирует его же воспоминания, опубликованные двумя годами ранее, в 1959 году? Чем отличаются, и в чем совпадают между собой эти источники?
В-четвертых, можно ли связать произошедший на этой конференции конфликт между теми, кто был среди 80-ти тысяч на Маячном полуострове в июле 1942 года, и Октябрьским, с тем фактом, что в 1959 году буквально друг за другом вышли из печати патетические воспоминания об обороне Севастополя (например, Б. Борисова, А. Евсеева, С.Н. Максимова), в которых ни словом не упоминалось о том, как выглядели в действительности последние дни обороны, сколько людей было оставлено в районе 35-й ББ, и какова была их дальнейшая судьба?
Интересным представляется и сам факт публикации нескольких воспоминаний об обороне Севастополя именно в 1959 году (ни до, ни после такого не было, все воспоминания вышли в разные года), и этот факт было бы любопытно проанализировать сам по себе.
В-пятых, интересна и первая ссылка в книге Маношина – на «Воспоминания участников обороны Севастополя 1941–42 гг. последних дней» из фонда Музея Черноморского флота. Однако и у Маношина, и в других работах, где цитируются воспоминания из этого фонда, отсутствует какое-либо количественное и качественное описание этого источникового комплекса (также как и воспоминаний из Госархива Крыма). А важно было бы понять:
- Сколько всего воспоминаний в этом фонде? Насколько массовый это источник?
- Когда, кем и с какой целью были собраны эти воспоминания, например, задавались ли людям вопросы (то есть это воспоминания в жанре беседы или люди писали сами то, что хотели)?
- Ссылаются ли эти люди на опубликованные воспоминания об обороне Севастополя советского времени, критикуют ли их или же перед нами две параллельные реальности: одна – публичная, другая – скрытая, которые никак между собой не пересекаются?
- Есть ли в этом комплексе мемуаров следы цензуры, аберраций и провалов в памяти, ошибки, противоречия, несостыковки друг с другом?
- Как соотносятся эти воспоминания между собой по одним и тем же событиям, а также с тем, что звучало на конференции 1961 года?
- Это те же воспоминания, что цитируются в другом месте книги под названием «Сборник воспоминаний участников обороны Севастополя», собранный В.И. Мищенко, и хранящийся в том же музее Черноморского флота?
Вопросы можно множить, но, думается, уже понятно, что даже самая полная на текущий момент книга по истории последних дней обороны Севастополя – по большому счету, только задел по данной теме.
Причем задел, до сих пор остающийся непревзойденным. Ведь в более поздних крупных исследованиях по истории обороны Севастополя в годы ВОВ, - как, например, в уже упоминавшейся очень скрупулёзной книге 2013 года Нуждина и Рузаева или в только что вышедшей фундаментальной обобщающей монографии «История Севастополя», работа Маношина цитируется как основной первоисточник по последним дням обороны города.
Благодаря Маношину, а затем – непрерывной научно-исследовательской и популяризаторской деятельности Музея 35-й ББ, «героическая трагедия» тех дней уже стала достоянием и научной литературы, и широких масс населения. Однако до полного раскрытия темы еще далеко, и это не в последнюю очередь связано с тем, что Маношин – по объективным причинам – использовал далеко не все имеющиеся источники.
***
В 2013 году на Первом телеканале был показан фильм «Протоколы войны». В этом фильме широкой общественности впервые были представлены материалы, известные до этого только узкому кругу специалистов по советской исторической науке, а именно – материалы так называемой «комиссии Минца».
Это была комиссия, созданная профессиональными историками из профессиональных же историков в конце 1941 года для сбора свидетельств участников войны.
С одной стороны, руководитель комиссии известный советский историк И.И. Минц был озабочен чисто научными целями (создать огромный массив устных источников по истории войны), с другой стороны, комиссия имела и явный налет официоза, так как создавалась по согласованию с партийными структурами и ими курировалась.
К опросу военных по всем армиям Советского Союза, как рядовых, так и командного состава, было привлечено большое количество историков, а также писателей, которые по задумке Минца должны были прямо в ходе войны писать книги по материалам комиссии для массового читателя.
Деятельность комиссии не смогла приобрети такой размах, как планировал ее организатор, после войны она была распущена, а сам Минц в разгар «борьбы с космополитизмом» был вынужден уйти с руководящих административных постов в исторической науке.
Материалы же комиссии были частично уничтожены, однако и сохранившаяся их часть впечатляет своим объемом – это 17 тысяч дел. В советское время архив комиссии был засекречен, находясь в составе архива Института истории Академии наук СССР, но и в пост-советское время к нему обратились далеко не сразу, по сути – только в 2010-е годы.
Понятно, что интервью и воспоминания, собранные комиссией в тех условиях, в которых она находилась, не отличаются объективностью, однако их ценность в том, что это – самые ранние источники по событиям ВОВ, наиболее близко стоящие к происходившим в годы войны событиям.
Учитывая же, что значительная часть интервью сохранилась в первоначальном, необработанном, неотредактированном и неотшлифованном виде, то их ценность может оказаться гораздо выше значения мемуаров, писавшихся людьми через 10 – 15 лет после войны, как «в стол», так и тем более – для публикации.
Специальный раздел материалов, собранных комиссией, называется «Оборона городов». В этом разделе хранится 106 дел по обороне Севастополя, в том числе – беседа с Ф.С. Октябрьским марта 1943 года, переписка Минца с руководителем Приморской армии и заместителем Октябрьского по СОРу генералом И.Е. Петровым. По количеству дел оборона Севастополя занимает второе место в архиве комиссии после обороны Сталинграда, опережая даже битву под Москвой (а для описания именно этой битвы изначально создавалась комиссия) и блокаду Ленинграда.
Содержание этих дел на данный момент неизвестно, коллектив Института российской истории РАН только готовит к печати соответствующий сборник документов, поэтому и в случае с архивом комиссии Минца в отношении последних дней обороны Севастополя многие вопросы остаются открытыми. Например:
- Сколько интервью по Севастополю в архиве комиссии относится к периоду после сдачи города, сколько – к периоду после освобождения?
- Какой процент занимают интервью с комсоставом, какой процент – интервью рядовых?
- Как вообще структурированы дела (одно дело – одно интервью?)?
- Каков объем дел?
- Как описывают события оставления Севастополя интервьюируемые, то есть те, кто, очевидно, смог эвакуироваться? Упоминают ли они тех, кто остался на последнем рубеже обороны в районе 35-й ББ, и если да, то в каком контексте? Возлагают ли вину на руководство за отсутствие организованной эвакуации, сводят ли заочные счеты друг с другом и т.п.?
Все эти вопросы – ориентировочны. Однако даже если окажется, что материалы комиссии Минца неинформативны для изучения последних дней обороны Севастополя, то даже само по себе это умолчание станет интересным историческим фактом.
***
Есть еще два важных комплекса воспоминаний, нуждающихся в сравнительно-сопоставительном анализе. Речь идет, во-первых, о воспоминаниях, опубликованных в советское время, а, во-вторых, о многочисленных воспоминаниях, собранных коллективом Музея 35-й береговой батареи во второй половине 2000-х – 2010-е годы.
Навскидку пробежавшись по опубликованным мемуарам 1950 – 1980-х годов, могу утверждать, что они сильно отличаются друг от друга по качеству и достоверности излагаемого материала.
Если одни воспоминания (Б. Борисов, А. Евсеев, С.Н. Максимов, К.И. Воронин, сборник воспоминаний «Огненные дни войны», работа советских историков под руководством Г.И. Ванеева «Героическая оборона Севастополя»,) патетически повествуют о «войсках, героически прикрывавших эвакуацию», а потом «прорвавшихся к партизанам и ушедшим в горы», то в других мемуарах (И.Хомич, который попал в плен в те дни) вполне откровенно с болью пишется о том, что на Маячном полуострове были оставлены люди, а часть комсостава сопротивлялась эвакуации (Е.И. Жидилов, который был в числе эвакуированных).
Воспоминания же 2000 – 2010-х годов, хранящиеся в Музее 35-й Береговой батареи, как самый поздний комплекс мемуаров, скорее всего, с одной стороны, отличаются погрешностями памяти их авторов, а с другой – в наибольшей степени отражают «правду» тех людей, кто был среди 80-ти тысяч, оказавшихся предоставленными самим себе на последнем рубеже обороны города.
Так или иначе все комплексы источников по последним дням обороны Севастополя нуждаются в подробном источниковедческом описании, а также системном сравнительно-сопоставительном анализе, причем как внутри каждого комплекса, так и между собой. И количественно, и качественно, и хронологически, и поименно, и фактологически.
Работы здесь – непочатый край, и благодаря существованию Музея 35-й Бб можно надеяться, что эта тема сможет получить то полноценное раскрытие, которого она достойна.
И это тоже будет данью памяти тем людям, которые вопреки фатальной воле истории оживают в Пантеоне Музея 35-й ББ на протяжении нескольких минут, отведенных для пребывания там экскурсионным группам.
Любовь Ульянова