Тайна гибели линкора в Севастополе
28 октября 1955 года закончились учения Черноморского флота. Корабли эскадры зашли в Главную базу ЧФ СССР Севастопольскую бухту и встали на места стоянки.
Фото и макет линкора «Новроссийск»
Линкор «Новороссийск» встал «на бочках» в 110 метрах от военно-морского госпиталя (по красной стрелке) напротив так называемой «госпитальной стенки» (теперь она носит название «Набережная моряков линкора «Новороссийск»).
Глубина под килем корабля составляла около 17 метров и ещё боле 20 метров ила.
В 01 ч. 30 мин. 48 сек. 29 октября 1955 года по московскому времени под корпусом линкора «Новороссийск» с правого борта последовательно раздалось два взрыва: первый едва слышный, второй – очень мощный. Мощность второго взрыва по оценкам специалистов была эквивалентна взрыву 1000-1200 килограммов тринитротолуола.
Взрыв пробил насквозь 8 палуб, среди которых были 3 бронированных!
По правому борту в подводной части корпуса корабля образовалась пробоина площадью более 150 квадратных метров с кромками загнутыми внутрь на 3-5 метров.
В 04 ч. 15 мин линкор опрокинулся, перевернувшись вверх килем через левый борт на 172 градуса.
В таком положении он оставался довольно длительное время, уперевшись в твердый грунт мачтами, только к 22.00 полностью скрылся под водой.
Изнутри слышались удары по металлу, замурованных в отсеках моряков и, по воспоминаниям некоторых очевидцев, из корпуса слышалось пение «Варяга»… Непосредственно из числа членов экипажа линкора погибло 557 человек.
Общее же число погибших составляет 829 человек, так на борту к моменту опрокидывания корабля находились курсанты военно-морского училища, офицеры штаба флота, старшие офицеры с других кораблей, солдаты береговой обороны (о них ниже), личный состав спасательных партий…
Трагедия, бесспорно, делится на два момента: сам взрыв и его последствия.
В том смысле, что в результате непосредственно самого взрыва опрокидывания и затопления корабля не произошло и потери в личном составе линкора не превысили 100 человек.
Линкор, хотя и с дифферентом на нос и креном на левый борт, но оставался на плаву более 2.5 часов.
Однако по результатам проведения мероприятий по борьбе за живучесть корабля итог этих мероприятий фактически привёл к гибели корабля и большому количеству погибших моряков-черноморцев.
Подъём линкора «Новороссийск».
Работы на корпусе (днище) поднятого со дна линкора «Новороссийск».
Взрыв
Сегодня существуют ТРИ основных версии подрыва линкора, а именно:
– сработала немецкая донная мина (или две) времён Великой Отечественной войны;
– сработала так называемая «минная закладка», которая была заложена в корпусе корабля до передачи линкора СССР и подрыв корабля осуществили итальянские подводные пловцы-диверсанты;
– какие-то преступные действия членов экипажа, приведшие к трагедии.
Для выяснения причин взрыва была создана правительственная комиссия во главе на тот момент с заместителем председателя Совета Министров СССР министром среднего машиностроения СССР (до этого в 1950-1952 годах министр судостроительной промышленности СССР) генерал-полковником инженерно-технической службы Вячеславом Малышевым (на фото ниже).
По воспоминаниям знакомых Малышева, он был инженером высочайшей эрудиции, великолепно знающим своё дело и читавшим теоретические чертежи любой сложности, отлично разбиравшийся в вопросах непотопляемости и остойчивости кораблей.
Согласно условиям победителей в войне с гитлеровской Германией итальянский флот должен был быть поделён между странами союзниками по антигитлеровской коалиции.
СССР претендовал на новые линкоры, поскольку из линейных кораблей на тот момент в строю советского ВМФ оставались дореволюционной постройки дредноуты «Севастополь» и «Октябрьская революция».
Однако СССР был передан только старый линейный корабль «Джулио Чезаре».
«Джулио Чезаре» на стапеле, 1911 год.
Спуск линкора на воду в Генуе, верфи Ансальдо. 15 октября 1911 года.
9 декабря 1948 года линкор «Джулио Чезаре» вышел из базы ВМС Италии Таранто и через 6 дней прибыл в албанский порт Влёра. В феврале 1949 года он был передан советской комиссии под командованием контр-адмирала Левченко.
26 февраля линкор уже пришвартовался в Севастополе, а уже приказом от 5 марта 1949 года был переименован в «Новороссийск» и вошёл в состав ЧФ.
Водоизмещение линкора достигало 24 000 тонн, максимальная скорость – 22 узлов.
Начальное вооружение включало 13 305-мм орудий, 18 120-мм орудий, 13 76-мм орудий, три торпедных аппарата, зенитные установки и крупнокалиберные пулемёты
Однако, как отмечали специалисты, общее состояние линкора было плачевным – он находился в крайне запущенном состоянии.
В итоге в Севастополе «Новороссийск» 7 раз (практически каждый год до своей гибели) проходил текущий ремонт и отдельные работы, и 3 раза докование.
Если быть объективными, то этот трофейный линкор, при всех впечатляющих калибрах его башенных орудий, представлял в эксплуатации и не мене впечатляющую обузу для ВМФ СССР.
Кстати, ещё в 1946 году, только-только ознакомившись с чертежами итальянского линкора «Джулио Чезаре», который из расчёта репараций был передан СССР и затем переименован в «Новороссийск», Малышев настоятельно рекомендовал отказаться от этого приобретения. Однако Сталина переубедить не смог.
Всё дело в том, что линкоры данной конструкции был «склонны» к опрокидыванию в случае получения пробоины. Именно так произошло с однотипным «Новороссийску» итальянским линкором «Конте ди Ковур».
В 1940 году во время налёта английской авиации на базу итальянского флота Таранто линкор «Конте ди Ковур» после попадания в него авиационной бомбы лёг на правый борт, готовый к опрокидыванию и перевороту вверх килем…
Итак, своё заключение комиссия дала всего через две с половиной недели после катастрофы. Быстро. Выводы правительственной комиссии, расследовавшей причину катастрофы, никаких преступных действий тех или иных членов экипажа не выявили.
Основной причиной катастрофы по докладу комиссии в ЦК КПСС от 17 ноября 1955 года назван «…внешний подводный взрыв (неконтактный, донный) заряда с тротиловым эквивалентом 1000-1200 кг».
Наиболее вероятным источником взрыва признана немецкая магнитная мина, оставшаяся на грунте севастопольской бухты после Великой Отечественной войны.
Однако данный вывод не выглядит убедительным на все 100 %. Скорее этот вывод вообще неубедителен. Понимали ли это сами члены комиссии во главе с Малышевым?
По прошествии лет и по причине отсутствия любых документированных воспоминаний на сей счёт со стороны самих участников комиссии, однозначно утверждать это невозможно.
Но вполне допустимо, учитывая профессиональную квалификацию членов комиссии, что они понимали многое, но не многое могли озвучивать.
Вполне можно допустить, что со стороны верхних эшелонов власти на комиссию оказывалось определённое давление, как по срокам, так и по устраивавшему эти самые верхи выводу комиссии о немецкой мине.
Немецкая донная мина, якобы взорвавшая линкор, устраивала многих и устраняла из поиска истины все иные версии и направления в определении этой самой истины.
Версия взрыва донной мины, явившегося, по выводам комиссии, единственной причиной гибели линкора – вызывает серьёзные сомнения в её однозначной правдивости.
Например, дно на месте катастрофы не было тщательно осмотрено взрывотехниками в водолазном снаряжении, со дна в месте взрыва никакие предметы не поднимались, не проводился их тщательный анализ.
Также, по воспоминаниям специалистов, не исследовались следы копоти на металлических конструкциях корабля, которые могли бы помочь точно определить тип использованной взрывчатки.
По мнению отдельных специалистов, хорошо знающих типы и характерные особенности немецких донных мин из чиста тех, которые теоретически могли находиться под линкором «Новороссийск», так вот, по их мнению, не то что одна, а даже две мины, сработавшие в кратчайший интервал времени друг за другом, не смогли произвести бы с днищем линкора те разрушения, которые на этом днище были обнаружены.
Вывод комиссии был категоричен в утверждении, что под линкором «Новороссийск» взорвались немецкие донные мины типа RMH/М1 (на фото ниже).
Уже после гибели линкора из ила севастопольской бухты было вытралено 19 таких мин и три из них всего лишь в радиусе 100 метров от места подрыва линкора.
Однако все они были неработоспособны по причине полной разрядки аккумуляторов или неисправностей из-за внешних повреждений и внутренних конструктивных неисправностей. То есть ни одна из этих мин по своей «штатной схеме» осуществления подрыва взорваться не могла. Так что именно ЭТОТ факт итогов траления бухты (а ведь бухту ещё неоднократно обрабатывали и глубинными бомбами для уничтожения мин) совершенно перечёркивает версию подрыва линкора на немецких минах, пролежавших на грунте практически 11 лет с 1944 по 1955 годы.
Над местом гибели линкора за эти годы прошло большое количество кораблей, само место стоянки использовалось более 100 раз не только линкором «Новороссийск».
Приборы же, например, так называемой «кратности» для инициации взрыва мины при проходе над ней кораблей (то есть с какой-то «цифры прохода» корабля над миной она срабатывает), устанавливаемые немцами на этих устройствах, не превышали числа 18.
Все типы немецких морских мин были сконструированы из расчёта на период войны для уничтожения вражеских кораблей, но никак не на перспективу «засады» протяжённостью в десятки лет. И что ещё характерно, но при диаметре пробоины в металле двойного днища корабля около 14 метров на илистом грунте дна бухты были обнаружены всего лишь две неглубокие воронки диаметром около 10 метров и глубиной не более 1.5 метров.
Вероятнее всего эти воронки являлись результатом подрыва чего-то прикреплённого непосредственно на корпусе самого корабля и/или внутри корпуса, и часть энергии от взрыва этого чего-то через водную среду достигло дна бухты.
Передать же энергию взрыва именно от мины/мин со дна через водно-илистую среду, то есть через достаточную дистанцию, и привести к ТАКОМУ разрушению корпуса линкора – не просто маловероятно, а скорее не имеет под собой ничего общего с реальностью, исходя их возможностей самих мин.
Подготовка же и организация так называемого «направленного взрыва» с предварительным тщательным минированием дна и установкой затем инициирующих зарядов на корпусе линкора в подводной его части требовала массы усилий и времени, то есть «возни», которая вряд ли была бы не замечена.
Между постановкой «на бочку» в 17 часов 30 минут 28 октября и временем подрыва в 01 час 30 минут 29 октября прошло 8 часов, в то время как контакт взрывателя мины замыкается от воздействия магнитного поля проходящего над ней корабля. Но линкор никуда не двигался, а стоял на месте.
Взрыв мины (пусть даже двух) должен бы поднять огромный столб водяных брызг. Однако этого зафиксировано не было. Однако взрывная волна умудрилась выбить часть палубы полубака, что говорит о том, что энергия наружного взрыва была вброшена внутрь корпуса целиком, а не «размазалась» от лежащей на дне мины во все стоны в толще воды и ила. Да и никакая донная мина не в состоянии пробить верхнюю палубу такого корабля, как это имело место с линкором «Новороссийск».
Так что вывод комиссии о «…неконтактном, донном…» взрыве мины под линкором, скорее всего, не соответствует действительности.
Взрыв был именно контактным, и взрывалась не только один заряд, установленный на днище корабля…
Множество других специалистов склоняются к выводу, что линкор «Новороссийск» был взорван итальянскими боевыми пловцами. Причём сценарий диверсии носил двухступенчатый характер. Предварительно, ещё до передачи линкора «Джулио Чезаре» ВМФ СССР в корпус линкора был заложен большой объём взрывчатки и тщательно замаскирован. Была ли такая возможность в принципе? Да, была.
После атаки английской авиации на базу Таранто линкор получил повреждения. Междудонные пространства в нескольких носовых отсеках для устранения течи были наглухо забетонированы. Ничто не мешало рядом с бетоном разместить и взрывчатку.
Проверить такие отсеки, даже при неоднократных и обязательных осмотрах корабля уже вошедшего в состав ВМФ СССР, как после многочисленных ремонтов, так и планово членами экипажа, не представлялось возможном по причине забетонированности таких отсеков.
И вот уже после вхождения линкора в состав ЧФ СССР итальянским подводным пловцам оставалось только разметить инициирующие подрывные заряды (малогабаритные и не слишком тяжелые) на днище корабля в нужном месте и вызвать детонацию основного заряда, находящегося в корпусе корабля.
Речь идёт не о том, надо ли было итальянцам минировать линкор или не надо. И сделали они это или не сделали. Речь идёт о том, что технически это представлялось ВОЗМОЖНЫМ. И такой сценарий диверсии вполне мог быть.
У итальянцев был во время войны практически самый лучший морской спецназ в мире в лице «Десятой флотилии MAS (итал. Mezzi d'Assalto — штурмовые средства)» под командованием князя Валерио Боргезе.
Князь В. Боргезе
Эмблема MAS
Итальянские подводные бойцы имели на своём счету потопление двух английских линкоров и крейсера. Мужеством, профессиональным умением и опытом они обладали колоссальным. Бойцы этой флотилии вместе с князем, как союзники гитлеровцев, проводили свои операции и на Чёрном море в 1942-43 годах и прекрасно знали акваторию севастопольской бухты. Но тогда была война. Перед итальянцами был враг в лице военно-морских сил СССР.
А что могло мотивировать итальянцев в 1955 году рисковать жизнью, продолжая уже только свою войну с русскими?
Одна лишь, якобы, личная клятва Боргезе всенепременно уничтожить «Джулио Чезаре», чтобы смыть морской пучиной с его борта оскорбление названием «Новороссийск»?
Такая мотивация вполне в духе «приключенческой оперетки» в исполнении темпераментного итальянца.
Сам ты можешь клясться чем угодно и на чём угодно, но для проведения диверсии через 10 лет после завершения войны с совершенно «театральными» целями требуется поддержка мощных структур: или государственных, или частных.
Причём эти структуры должны быть убеждены «поклявшимся» князем в крайней выгоде для них самих в этой акции – то есть в подрыве старого во всех смыслах линкора в далёкой от Италии севастопольской бухте. Для этого потребовались бы очень большие деньги, как на подготовку, так и на выстраивание логистики подобной сложнейшей диверсионной операции.
И привлечение к её осуществлению десятков, а то и сотен человек.
Таких денег и такого количество слепо подчиняющихся ему лично людей у князя Боргезе не было. От него имелась только клятва самому себе. Тем более что любая клятва – это горячие эмоции, а сложнейшая диверсионная операция – это холодный расчёт её подготовки и исполнения. Но бывшие диверсанты из «десятой флотилии» не испытывали особой, вплоть до слепого фанатизма, вражды к Советскому Союзу. Всю прошедшую войну их основным противником в Средиземноморье, да и не только, были англичане.
Они дрались с британским флотом и всеми своими победами, как впрочем, и унизительным поражением по итогам войны обязаны исключительно британским морякам.
И если бы у них вдруг появилась возможность любого реванша, то их ярость, без всякого сомнения, обрушилась бы скорее на британскую военно-морскую базу в Скапа-Флоу, чем на советскую в Севастополе.
К тому времени, то есть к 1955 году, линкор итальянского флота под названием «Новороссийск» был уже устаревшим линкором времён Первой мировой, ещё до капитуляции Италии переведённый в разряд учебных кораблей и к 1955 году в Италии о нём уже все практически забыли.
Кроме того, по словам самих итальянских морских диверсантов из числа оставшихся в живых, флотилия «MAS» была сильна и опасна исключительно в годы войны. После капитуляции Италии всё её, порой эксклюзивное оборудование, было конфисковано победителями в лице, прежде всего, англичан, а сам отряд расформирован.
К тому же часть подводных итальянских бойцов покинула Европу и перебралась в Аргентину. Сам князь Боргезе находился под плотным «колпаком» спецслужб.
Так что организация именно итальянскими подводными диверсантами атаки на линкор «Новороссийск» в Севастополе полностью исключалась.
Ни официальным властям Италии, ни каким угодно частным структурам подобная атака для выполнения «клятвы» Боргезе была не нужна. Не было абсолютно никакой мотивации с их стороны.
Все же разговоры о том, что каких-то итальянцев из числа «людей Боргезе» чем-то там в 1955 году наградили за проведение «особой операции» - остаются всего лишь разговорами. Ибо никто никогда никаких наградных листов на полученные ими ордена и медали с описанием совершённого ими «подвига» не видел.
Достаточно распространённой версией среди сообщества интересантов выяснения всех деталей подрыва линкора «Новороссийск» является ещё одна версия о том, что подводными диверсантами были не итальянцы, а… англичане, притащившие и закрепившие на корпусе корабля 2 тонны взрывчатки. И целью их был не линкор «Новороссийск», а линкор «Севастополь», спущенный на воду на Балтийском заводе в 1911 году.
По той, якобы, причине, что линкор «Севастополь» мог стрелять так называемыми «атомными снарядами», то есть снарядами с ядерной начинкой для тактического применения. Но разработка данных артиллерийских боеприпасов в СССР только началась в середине 50-х годов, и к их концу было сделано всего несколько образцов таких снарядов калибра 403 мм.
Орудий таких калибров на линкоре «Севастополь», как, впрочем, и линкоре «Новороссийск» не было. А вот штатное оснащение артиллерийских систем крупного калибра «атомными снарядами» калибра 152, 180 и 203 мм. вооружённых сил сухопутных войск СССР начинается лишь с 1966 года.
Так что версия о том, что линкор «Севастополь» был вооружён уже в 1955 году «атомными снарядами», именно это обстоятельство являлось основной мотивацией британцев взорвать линкор «Севастополь», вызывает сомнение.
По стечению обстоятельств после учений на место своей постоянной (штатной) стоянки в бухте «на бочках», где линкор «Севастополь» стоял больше 130 раз напротив «госпитальной стенки», был поставлен линкор «Новороссийск». Потому что линкор «Севастополь» сразу после учений ушёл на плановый ремонт в Севморзавод. Англичане, мол, просто «промахнулись» с силуэтом корабля и подорвали не тот, который планировали подорвать.
Думается, всё-таки, что ни немецкая мина, ни преступные или халатные действия экипажа линкора «Новороссийск», ни, тем более, атака итальянских (британских) подводных диверсантов не были причиной подрыва корабля.
Тогда, что было? Вероятно, было что-то «промежуточное». Версий много. И вот одну из таких пришлось услышать совсем недавно.
Суть её в следующем: линкор действительно имел закладку взрывчатки в носовой части корабля, а диверсию с подрывом провели… советские боевые подводные пловцы.
Цель была – естественно! – не в уничтожении линкора, а в нанесении ему демонстрационного повреждения, не влекущего за собой разрушение, например, машинного отделения или ходовой части.
То есть, не фатальное повреждение и без человеческих жертв из числа членов команды. Подрывали именно то, что и планировали подорвать – линкор «Новороссийск», не представлявший к тому времени вообще никакой грозной морской силы, способной выполнять боевые задачи длительное время.
Да вот только никто из числа планировавших эту операции ничего не знал об итальянской закладке взрывчатки, уже находившейся на борту линкора, и «демонстрационный заряд» был установлен на днище как раз над местом размещения в корпусе этой самой взрывчатки.
Фатум или set adiunctis, то есть – стечение обстоятельств.
Зачем это было сделано?
Возможно, по причине серьёзных разногласий в высшем руководстве страны. Одни считали необходимым вкладывать миллиарды рублей в строительство классического артиллерийского надводного флота с мощнейшими артиллерийскими системами большого и сверх большого калибра. Другие полагали, что надводный флот надо перевооружать на ракетное оружие, упор делать на создание подводных ракетоносцев.
Провокация с серьёзным, но в то же время частичным повреждением линкора «Новороссийск», становилась бы весомым аргументом подтверждения неумения «флотских», прежде всего из числа сторонников флота артиллерийского в высшем командовании ВМФ СССР, эти самые огромные корабли не то, что эксплуатировать, а даже элементарно эксплуатировать, охранять и сохранять.
Что, в свою очередь, значительно нивелировало аргументацию той части высшего руководства Советского государства, которая продолжала ратовать за строительство огромных кораблей с орудиями огромного же калибра.
Во всяком случае, именно после гибели линкора «Новороссийск» в СССР началась масштабная кампания по сокращению советского ВМФ массовой утилизацией устаревших линкоров, например, «Севастополя» и «Октябрьской революции» или иных трофейных крейсеров.
Почему для аргумента в споре на «самом верху» была выбрана столь дикая форма диверсии «своих против своих» – остаётся на совести её разработчиков. И тех, кто отдавал приказ такую диверсию осуществить. Если, конечно, события происходили именно так… А непосредственных планировщиков и непосредственных исполнителей оперативно «зачистили» – и концы в воду. Как и любая иная версия, эта тоже имеет право на жизнь. Однако «маленькой» провокационной диверсии с минимальным ущербом не получилось, а случилась ужасающая катастрофа.
Может быть, и работа комиссия была такой скомканной по времени и мало убедительной по главному выводу о причине взрыва в образе немецкой мины и без всякого упоминания «диверсионного следа»?
И причина этой быстротечной скомканности – всего 2 недели расследования! – была инспирирована с самого верха власти, дабы не всплыли неудобные подробности произошедшего?
Во всяком случае, на пленуме ЦК КПСС 29 октября 1957 года Никита Хрущёв, первый секретарь ЦК КПСС произнёс следующее: «Нам предложили вложить во флот более 100 миллиардов рублей и строить старые катера и эсминцы, вооруженные классической артиллерией. Мы провели большую борьбу, сняли Кузнецова… думать, заботиться о флоте, об обороне он оказался неспособным. Нужно всё оценивать по-новому. Надо строить флот, но, прежде всего, строить подводный флот, вооружённый ракетами».
В качестве справки: Кузнецов Николай Герасимович, Адмирал флота Советского Союза (ранг, равный маршальскому в армии), первый заместитель Министра обороны СССР, Главнокомандующий ВМФ.
В декабре 1955 года был обвинён(!) во взрыве на линкоре «Новороссийск» и снят с должности. В феврале 1956 года понижен в звании до вице-адмирала и отправлен в отставку с формулировкой «без права работать на флоте».
Последствия
Теперь о самом главном и самом трагическом, о последствиях взрыва… Всё, что смогли сделать «диверсанты» или «немецкая мина» – это пробоину в днище корабля.
И если – всё-таки! – принять во внимание версию о том, что линкор «Новороссийск» в носовой части подрывали «свои» по каким-то высшим соображениям отдельной группировки в высших эшелонах тогдашней власти в СССР, то не будь линкор заранее заминирован итальянцами, жертв от такого подрыва не было бы вообще.
Однако в страшном итоге – 829 погибших. Хотя и по сей день многие считают, что в действительности жертв было больше. Не более 100 человек погибли в результате детонации итальянской закладки.
А вот все остальные не погибли, а были убиты в результате преступных решений, принимаемых во время спасательной операции на линкоре старшим командным составом ЧФ и лично командующим на тот момент флотом вице-адмиралом Виктором Пархоменко (на художественном полотне ниже).
Сразу после взрыва на «Новороссийске» объявили боевую тревогу: «Всем занять боевые посты!».
Кроме того на кораблях эскадры ЧФ и рейдовых постах так же была объявлена «Боевая тревога», а с крейсеров «Михаил Кутузов», «Молотов», «Фрунзе», «Керчь» на линкор стали прибывать аварийные партии и группы медиков.
Например, только с одного крейсера «Михаил Кутузов» на помощь прибыли 95 человек.
Примерно через полчаса после взрыва – в 02 часа 00 минут – на линкор прибывает всё начальство флота. Это 30 человек во главе с командующим ЧФ вице-адмиралом В.А. Пархоменко, членом военного Совета флота вице-адмиралом Н.М. Кулаковым, начальником штаба флота вице-адмиралом С. Е. Чурсиным, флагманские специалисты и так далее.
Всего на борту терпящего бедствие линкора оказалось 7 адмиралов и 28 старших офицеров ЧФ.
Однако реальной пользы от их присутствия не было никакой. Скорее наоборот – полная сумятица, непонимание масштабов происшедшего и отсутствие каких бы то ни было дельных указаний на то, что надо делать.
Из доклада Правительственной комиссии (как в тексте): «Таким образом, в результате грубого нарушения Устава корабельной службы на линкоре оказалось одновременно, по крайней мере, 4 командира корабля, которые находились в разных местах: Командующий флотом т. Пархоменко и Член Военного Совета флота т. Кулаков – главным образом на палубе юта, и. о. Командующего эскадрой т. Никольский – на палубе юта или шкафута, и. о. командира корабля т. Хуршудов – в кубрике № 7 и пом. командира корабля т. Сербулов – на палубе носа, около пробоины. Никто из этих командиров не находился, как положено по Уставу, на Главном командном пункте корабля (ГКП), оборудованном всеми средствами связи, откуда только и можно было удобно, быстро и действенно руководить борьбой за спасение корабля»…
То есть никто из этих «флотоводцев» не берёт на себе руководство спасательными работами, которые – по элементарной логике любого далёкого от флота человек – сводились к двум ПРОСТЫМ решениям, а именно:
во-первых, немедленная эвакуация с борта корабля всех, как из числа членов команды, так и из числа прибывших на борт иных лиц, непосредственно НЕ УЧАСТВУЮЩИХ в борьбе за живучесть корабля;
во-вторых, принятие всех необходимых мер, чтобы или своим ходом вывести линкор к берегу и «посадить» его на дно на ровном киле.
Из доклада Правительственной комиссии (как в тексте): «Поспешно, неправильно и преступно легкомысленно оценив положение линкора, ни Командующий флотом т. Пархоменко и Член Военного Совета т.Кулаков, ни и. о. командующего эскадрой т. Никольский не приняли в первые же минуты по прибытии на корабль такой простой и совершенно необходимой меры, как введение в действие главной машинной установки (на что пошло бы не более 30-40 мин., так как установка была горячая), и не приказали осуществить перевод сильно повреждённого корабля на мелкое место (на глубину 10-12 метров). Вместо этого т. Пархоменко отдал безграмотную и к тому же запоздалую команду оттаскивать к берегу сильно повреждённый и стоявший на якоре линкор сравнительно маломощными буксирами. Буксиры провозились у корабля около 2 часов до самого опрокидывания линкора, но отбуксировать линкор не смогли. Это и предрешило гибель линкора».
То есть, происходят совершенно непонятные, мягко говоря, вещи.
Оперативный дежурный штаба флота, исходя из тех данных, которыми располагает, отдаёт приказ на буксир дежурному по кораблю буксировать линкор на мелкое место, и буксир начинает разворачивать корму линкора к берегу.
Но прибывший непосредственно на борт командующий флотом В.Пархоменко приказывает буксировку прекратить.
И в то же время не отдаёт приказ запускать главную машинную установку, а произносит фразу, что теперь «…можно пойти и попить чайку…», мол, всё под контролем. Мол, пробоину заделают, воду откачают и всё будет хорошо – можно будет «сверлить» на кителе дырку для ордена.
Не задействованные в каких бы то ни было работах люди остаются на борту и не эвакуируются, а просто толпятся на палубах. Эвакуированы только раненые непосредственно в момент взрыва. Вода же продолжает поступать во внутри, увеличивая дифферент на нос и крен на левый борт, пока Пархоменко попивает чаёк.
В 02 часа 20 минут командующий флотом всё-таки отдаёт приказ буксировать линкор к берегу и линкор разворачивают перпендикулярно к берегу.
Однако при этом нос корабля продолжает погружаться в воду, а крен на левый бор нарастает.
В 03 часа 00 минут нос корабля погрузился до 2-й башни главного калибра, крен достигает 6 градусов, спасательные партии ведут героическую борьбу в внутри корпуса с прибывающей водой и, одновременно, заполняя той же водой креновые отсеки, чтобы выровнять корабль.
А в 03 часа 30 минут по приказу командующего флотом В.Пархоменко от 800 до 1000 человек личного состава корабля из затопленных помещений и не занятых борьбой за живучесть, выстраиваются на юте (корме) линкора.
В 03 часа 45 минут контр-адмирал Никольский просит разрешение у командующего флотом снять этих людей с борта, но получает ОТКАЗ!
В 03 часа 49 минут носовая часть достигает ила и буксировка за носовую часть становится невозможной. Тогда снова пытаются буксировать к берегу корму. Фактически линкор тянут к берегу бортом, что лишь увеличивает поступление воду во внутренние помещения корабля. Корабль всё более кренится.
В 03 часа 55 минут крен достигает 12 градусов.
В 04 часа 10 минут на борту гаснет свет. Корабли эскадры получают приказ освещать линкор прожекторами.
В 04 часа 13 минут крен ещё более увеличился – оставалось всего 2-3 градуса до роковой отметки крена в 20-21 градуса.
В 04 часа 14 минут крен достиг 20 градусов. Корабль ушёл под воду носом до 19 метров, кормой до 6 метров.
И даже в этот абсолютно фатальный момент личному составу, стоящему на юте НЕ БЫЛА отдана команда на эвакуацию, а поступило указание там же на юте перейти на правый борт и… держаться за леера! В этот момент незакреплённые предметы на палубе начали срываться с места и катиться вниз по левому борту.
На буксирах начинают рубить канаты, чтобы не быть утянутыми вслед за линкором.
В 04 часа 15 минут линкор дёрнулся и стал опрокидываться. Из группы адмиралов послышался возглас «Все за борт!».
И в этот момент линкор опрокинулся вверх килем через левый борт, наваливаясь всей своей огромной металлической тушей на массы людей, бросившихся в воду и пытающихся отплыть от неминуемой смерти.
А внутри корпуса корабля оставались ещё сотни моряков…
Из доклада Правительственной комиссии (как в тексте): «Когда гибель корабля стала очевидной и крен начал катастрофически увеличиваться, кто-то из командования дал приказ прыгать за борт. В это время наклон палубы был такой уже, что личный состав держаться на палубе не мог, люди с лееров обрывались и скатывались в воду, даже не успев снять одежду и обувь. Опрокинувшимся кораблём многие из них были накрыты и погибли. Погибла часть матросов, плохо умевшая плавать».
Адмирал В.Пархоменко, лично виновный в гибели большого количества людей, особенно тех, кто НЕ ПРИНИМАЛ никакого участия в борьбе за живучесть корабля и которых он НЕ ПРИКАЗАЛ удалить с борта, потом объяснял, что он: «…не счёл возможным заблаговременно приказать личному составу оставить корабль, так как до последних минут надеялся, что корабль будет спасён, и не было мысли, что он погибнет».
Надеялся… А ведь спасательные суда ВСЁ время находились у борта линкора.
Кроме того, машинное отделение корабля было готово запустить двигатели – до берега всего-то сто метро! Корабль вполне самостоятельно мог подойти к берегу и сесть на мель.
Надеяться, мечтать и грезить – это удел романтических барышень, но никак не уровень командующего флотом. Его так называемые «надежды» явились прямой причиной гибели сотен моряков. Его «надежды» их просто убили. Менее чем в СТА метрах от берега! Дорогая цена мечтательности…
Наипервейшее, что делают в таких случаях профессиональные капитаны, так это спасают максимально возможное количество людей, особенно из числа тех, чьё нахождение на борту не является необходимым для проведения мероприятий по борьбе за живучесть корабля.
Из доклада Правительственной комиссии (как в тексте): «Личный состав корабля более часа стоял в строю на палубе в 5-6 рядов, и, когда корабль начал сильно крениться, передние ряды держались за леера (ограждение палубы корабля), а другие ряды за них и друг за друга, чтобы не сорвать с палубы».
Командующий ЧФ В.Пархоменко ОБЯЗАН был произвести эвакуацию людей. Фактически 3 часа корабль был на плаву, но командующий флотом не спас ни корабли, ни людей. Однако сам спасся. И не понёс за это преступление никакого наказания.
Наоборот! Вскоре был назначен в прежнем звании на должность заместителя командующего Тихоокеанским флотом. Спасали людей другие.
Из воспоминаний участника спасательной операции Ивана Петровича Прохорова, водолаза: «Под водой картина была страшная... Мне по ночам потом долго снились лица людей, которых я видел под в